Из истории хорошо известно, что взлет ислама как сильной религии и победоносных воинов, наследника высокой культуры ближневосточных цивилизаций сыграл значимую роль в мире в период кризиса античности и становления феодально-предбуржуазной Западной Европы. Правда, влияние его в этот период мировой истории нередко преувеличивается. Однако нет сомнений, что мир ислама в первые его примерно 4-5 веков был впереди. Но время, пока он жил за счет наследия завоеванных стран с их высоким интеллектуальным потенциалом, быстро ушло в прошлое. После этого ислам стал понемногу отставать, пока век колониализма окончательно и надолго не указал ему его место. Это место соответствовало стандарту полупервобытно- средневекового бытия, противостоявшего предбуржуазному Западу, и было поэтому не просто незавидным, но во многом унизительным для доктрины и образа жизни всегда высоко ценивших себя правоверных.
Правда, именно в этот период ислам продолжал достаточно успешно расширять сферу своего влияния. В число правоверных вошли народы Центральной Азии, Поволжья, Кавказа, немалой части Африки, Юго-Восточной Азии и даже, с оговорками, Индии. Сыграли свою роль как не исчезнувшая еще сила, особенно проявившая себя в Индии, так и мирные способы исламизации, особенно в результате активных торговых связей, а то и просто вследствие выбора того или иного народа, что хорошо известно из отечественной истории (вспомним Золотую орду и возникшие не ее основе мусульманские ханства). Но показательно, что, если исключить Индию, эти достижения, -- в отличие от того, что было на заре завоеваний ислама, -- происходили за счет исламизации наиболее отсталых и бедных общностей, особенно кочевых и очень часто полупервобытных. И это неудивительно. Заряд интеллектуального потенциала, полученный от мудрости других цивилизованных стран и народов, иссяк. А для развития собственного ислам накрепко закрыл двери. Система образования, внедрявшаяся в умы подраставшего поколения через мектебы и медресе, уходила все дальше в глубины известного канонизированного прошлого. Правда, примерно то же было тогда и в христианском мире или в Китае. Но преимущество Китая и тем более христиан было в том, что исходная их мудрость была не чета тому, на что мог рассчитывать ученый улем со всего лишь его Кораном, шеститомной Сунной и свитками школ шариата.
Древнекитайский канон или Библия, дополненная мудростью великой античности, оказались несопоставимы с тезаурусом ислама. А так как ислам всегда был нетерпим и исключителен и в своем зрелом виде он,-- в отличие от времен пророка, с легкостью заимствовавшего идеи «людей писания» ,-- считал такого рода занятие, т.е.восприятие чужого, ниже своего достоинства, то вполне понятно, что это не способствовало развитию ищущей нового мысли. Новаторов нигде и никогда в прошлом во всем мире особо не жаловали. Но новые идеи, особенно на предбуржуазном Запада, по меньшей мере со времен Ренессанса (XIV век), пробивали дорогу. Неудивительно, что разность потенциалов чем дальше, тем больше возрастала. В то время как мудрость ислама твердо исходила из того, что ей давно все ясно, во всяком случае все то, что правоверному стоило бы знать, европейская преднаука шла вперед ускоряющимися темпами.
А мир ислама тем временем все откровеннее становился средоточием исламского фундаментализма. Он не очень-то стремился постичь что-либо новое, что, к слову, было характерно тогда и для Китая. Но если Китай был в реальности, несмотря на почти такого же рода установки, прагматичен и воленс-ноленс понемногу все же усваивал немало нового, что, к слову, делала еще успешней и Япония, то лишенный трезво-прагматичного духа и стопроцентно уверенный в себе ислам просто и быстро отставал от других. Проповедники в мечетях постоянно твердили, -- как они делают это и сегодня, -- что только высшие ценности времен пророка стоят внимания правоверных. И вполне естественно, что чем дальше, тем больше мир ислама, некогда не только воинственного, но и побеждавшего своих противников силой монотеистического интеллекта, слабел. Слабел и сам становился частью стран и народов, оказывавшихся в зависимости от сильных, высокоумных и хорошо вооруженных богатеющих европейцев.
Стоит понять, как горько было осознавать мусульманам последующих нескольких столетий эту тривиальную истину. Но ничего поделать было уже нельзя. Оставалось приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам и реформировать ислам самим, как то происходило в Турции, или постепенно подвергаться трансформации с помощью и под давлением колонизаторов, как в Египте, Алжире, Индонезии, Малайе, в Индии и в некоторых других колониях. И хотя расширение сферы влияния за счет исламизации отсталых стран и народов укрепляло мусульман в сознании их силы и значимости, это не было достойной компенсацией. А новая ситуация в мире ислама коренным образом меняла направленность его активности. Недовольство положением мусульман в обновлявшемся Западом мире перерастало в обострявшееся неприятие всего западного, а затем и в неприязнь, если не откровенную ненависть к преуспевавшему буржуазному Западу.