Социальная природа тюрьмы противоречит общечеловеческой морали и нравственности основанной на отрицании жестокости и насилия над другими людьми. Отбывание наказания в исправительных учреждениях, как любое другое наказание, всегда насилие. «Насилие в местах лишения свободы становится нормой жизни, к нему привыкают»[2; 17]. Насилие над человеком вызывает вполне естественное с его стороны сопротивление по отношению к тем, кто его осуществляет. Насилие, и сопротивление насилию порождают конфликт, в основе которого лежат две разные правовые идеологии, базирующиеся на нормах естественного и позитивного права [18]. Неформальная система норм вступает в противоречие с официальной, порождая многочисленные эксцессы насилия. Эти нормы рассматриваются каждым из участников конфликта через субъективную призму справедливости. Данное противоречие и обусловило, на наш взгляд, возникновение «тюремных понятий» и производных от них «воровских» законов как неформальной правовой основы защиты от «несправедливого» применения позитивных норм права. Поскольку официальные нормы жизни заключенных вступили в явное противоречие с общепринятыми в человеческом обществе нравственными нормами, превратились в манипулятивные стратегии администрации, в противовес этому стала возрождаться тюремная субкультура, «тюремный закон» [7; 8;]. Как показывает практика, преступники, отбывавшие наказание в местах лишения свободы, считают, что образ жизни, подчиненный «правильным понятиям», легче и разумнее предписанного властью.
Так же, весьма существенное, на наш взгляд, значение в превалировании «понятий» над нормами позитивного права имеет присущий каждому осужденному инстинкт самосохранения, который подсказывает ему, что, нарушив режим отбывания наказания, либо иные требования администрации исправительного учреждения и даже уголовного закона, он, конечно, потерпит какие то ограничения своих прав и свобод в виде водворения в карцер, ШИЗО, ПКТ, нового осуждения и нового срока лишения свободы, однако не перестанет идентифицироваться среди «правильных» осужденных, пользующихся авторитетом в криминальной среде и придерживающихся в своем поведении неформальных норм - «понятий» как свой, а возможно приобретет в этой связи еще больший криминальный «авторитет» и тем самым сохранит и даже увеличит свои шансы на выживание. В случае же допущения нарушений неформальных норм царящих в преступной среде рассчитывать на гуманность «воровского» «суда» и смягчающие вину обстоятельства не приходится. Расправа будет максимально жестокой. В свою очередь это неизбежно приведет к переводу в низшую касту и, как следствие этого, к ухудшению условий выживания, а в некоторых, особо тяжких случаях нарушения неформальных правовых норм, расправа может быть и смертельной. Известный исследователь криминального мира, профессор Д. Корецкий в своем интервью на вопрос, почему уголовники боятся криминальных «законов» больше, чем государственных, отвечает: «Потому что по «закону» тюрьмы за кражу у своих тебе сломают руки или «опустят». А за кражу у честного гражданина дадут два года условно. Не отдал карточный долг – будешь жить под «шконкой», если вообще останешься в живых. А не возместил ущерб потерпевшему – с тобой будут судиться пять лет, а потом взыскивать еще десять, и все равно никакого толка!» [9].
Таким образом, страх перед «понятиями» и стоящими за ними «ворами» и другими «блатными» авторитетами значительно весомее страха перед нормами позитивного права и стоящей за ними администрацией исправительных учреждений. Этой же точки зрения придерживается и Ю.М. Антонян, который считает, что значительная часть взятых под стражу или направляемых в колонию лиц, особенно в первый раз, боится не представителей администрации и, конечно не самих изоляторов и колоний с их камерами, решетками и т.д. Больше всего они страшатся тех, с кем придется вместе отбывать наказание, тюремных обычаев и традиций, которые еще очень часто успешно конкурируют с официальными правилами и предписаниями [1]. Разделяя в целом эту точку зрения, мы, однако же, позволим себе не согласиться с автором в том, что лица, в особенности, впервые направляемые в учреждения уголовно-исполнительной системы, безразлично относятся к тому, каково будет к ним отношение со стороны администрации этих учреждений. Этой первой встречи с администрацией, если не со страхом, то с тревогой ожидают и «первоходочники» и рецидивисты. Какой попадется начальник: добрый или злой? Какие сложатся с ним отношения: хорошие или плохие? Ведь от этого во многом зависит само содержание жизни осужденного на весь период отбывания наказания в этом учреждении, а может быть и дальше. Вот и гадает осужденный, трясясь в тесном автозаке или под стук вагонных колес вагонзака, какую карту выкинет ему в очередной раз судьба в виде будущего начальника или начальников. Ведь их над ним в исправительной колонии будет ох как много.
Вполне очевидно, что и сами следственные изоляторы и исправительные колонии с их камерами, решетками, «запретками», «локалками», сторожевыми собаками и часовыми на вышках отнюдь не вызывают у осужденных чувства радостного оптимизма. Камер и решеток, а точнее говоря, порядка и условий содержания под стражей и отбывания наказания в виде лишения свободы тоже боятся, особенно «первоходочники», да и рецидивисты, если они попали в какое-нибудь особенно известное своими строгими порядками учреждение, например, «Белый лебедь» в Пермской области. Однако, несомненно и то, что наибольший страх вызывают не камеры и решетки, и не строгости режима отдельных учреждений, а именно люди содержащиеся в этих камерах и за этими решетками. И чем строже режим учреждения, тем большую опасность представляют содержащиеся там лица, в том числе и для впервые прибывшего туда новичка. В свою очередь, строгость наказания вызывает эффект еще большего сопротивления ему со стороны лиц, лишенных свободы. Основанный на «понятиях» и страхе авторитет «воров» во многих исправительных учреждениях давно стал для большинства осужденных значительно весомее авторитета не только рядового сотрудника, но и начальника. Власть в исправительных учреждениях раздвоилась. Теперь каждое решение руководства исправительного учреждения, затрагивающее права и свободы осужденных, должно найти свое одобрение у «воров» - иначе конфликт, неповиновение, бунт [13].
Попытаемся объяснить, чем же обусловлена потребность основной массы осужденных, отбывающих наказание в местах лишения свободы, в жизни по «понятиям», в существовании «воровского суда» и самих «воров». Установление факторов, обусловливающих эту потребность, поможет нам приблизиться к пониманию мотивационной стороны их деятельности. Потребности человека отражают его зависимость от внешнего мира, нужду в чем-либо. Ощущаемая как «состояние известной нехватки, которую организм старается восполнить»[3; 21] потребность направлена на повышение уровня активного приспособления человека к окружающей физической и социальной среде [15].
Попав в места лишения свободы, человек в значительной степени, утрачивает способность самостоятельного распоряжения самим собой. Его мнение по поводу трудового и бытового устройства администрацией, как правило, во внимание не принимается, да его никто об этом и не спрашивает. Его распределяют не в тот отряд или камеру, куда он хочет, а туда, где есть свободные места, направляют на работу не по его специальности и желанию, а туда, где не хватает рабочих рук. Спит он на доставшемся ему и не всегда удобно расположенном спальном месте. Его привычки, интересы, потребности, то есть все то, что составляет внутренний мир личности, его психологическое устройство – мало кого интересуют. Кроме того, на него огромное влияние оказывает окружение проживающих с ним осужденных, отношение которых может быть агрессивным, а в лучшем случае просто безразличным, равнодушным. Да и само это окружение состоит в большинстве своем из людей малосимпатичных, личные качества, внешний вид и привычки которых не располагают к дружескому общению. Вынужденное совместное проживание в этой среде еще более усугубляет нравственные страдания новичка. В тоже время он лишается и социально-конформного полового удовлетворения, ограничиваются его возможности распоряжаться материальными ценностями и благами. «Заключенные превращают друг друга (с помощью насилия) в жертву в социальном, психическом, половом и телесном отношении» [23]. В этих условиях у человека, в значительной мере, обесценивается чувство собственного достоинства, он начинает испытывать угрозу своему существованию и, как следствие этого, чувство страха за свою жизнь и судьбу. Социальные связи, ранее обеспечивающие решение жизненных проблем этого человека, остались по ту сторону тюремного забора и теперь мало чем могут помочь ему в этой жизни. Здесь же, в исправительном учреждении (следственном изоляторе), существуют только две реальные силы, две власти, которые могут обеспечить его более-менее сносное существование и защитить от «беспредела» как со стороны администрации, так и со стороны осужденных. Первая сила – это администрация учреждения, вторая – «воры» и другие преступные авторитеты. Например, у несовершеннолетних осужденных еще до осуждения «досуговая среда формирует уважение к блатным законам, убеждение, что судимость является одним из показателей доблести» [5], отсюда, их желание во всем соответствовать внутренней тюремной субкультуре уже после осуждения. Кроме того, культивируемое сегодня в СМИ, подражание подростками полюбившимся телегероям-преступникам также служит глубокому укоренению в сознании осужденных подростков восприятия о правильности жизни по «воровским понятиям». Особенно интересно, что все это распространяется также и на несовершеннолетних еще более раннего возраста, которые уголовной ответственности еще не подлежат, но склонны к преступному поведению. У них при достижении возраста уголовной ответственности и в случае осуждения, ранее обучение криминальному опыту сказывается крайне губительно, и ни о каком выполнении целей наказания в виде исправления и перевоспитания с помощью режима воспитательной колонии и грамотной работы ее сотрудников говорить не придется, «блатная романтика» привлечет значительно больше [6].
Как правило, под защиту администрации, стремятся попасть, или люди трусливые и слабовольные, или же те осужденные, у которых есть какие-либо серьезные «грехи» («косяки») перед остальными. К таким провинностям можно отнести: ставшие известными другим осужденным факты сотрудничества с правоохранительными и другими органами государственной власти; помощь следствию в изобличении своих подельников и других лиц; воровство личного имущества и продуктов питания у осужденных («крысятничество»); пассивный гомосексуализм, совершение развратных действий в отношении несовершеннолетних и целый ряд других обстоятельств и поступков, являющихся несовместимыми с кодексом чести арестанта. Такие осужденные моментально попадают в разряд «опущенных» или «обиженных» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Однако, как помощники администрации они, как правило, остаются невостребованными вследствие их ничтожного социального статуса и низких морально-волевых качеств[4; 14].
Существует и другая категория осужденных сознательно идущих на гласное сотрудничество с администрацией. Эти люди обладают, как правило, достаточно высокими волевыми качествами. Они публично заявляют, что отрицают «воровские понятия» и сотрудничают с администрацией из «идейных» соображений. Как правило, истинная цель такого сотрудничества не имеет ничего общего с борьбой с «воровскими» понятиями и традициями, а являет собой обычное приспособленчество и обеспечение льготных и сытых условий существования в неволе «под крышей» у начальства. Однако у того, кто ищет защиту у тюремной администрации, возникает одна очень серьезная проблема. Он перестает идентифицироваться как «свой» среди лиц, придерживающихся тюремных «понятий» и теперь воспринимается как «плохой» человек. Более того, в некоторых случаях (негласное сотрудничество с администрацией, «беспредел» по отношению к другим осужденным и т.п.) этот человек воспринимается не только как чужак, но и как потенциальный враг тюремного сообщества. И здесь уже вместо презрительно-равнодушного отношения возникает чувство злобы, ненависти и мести к этим людям со стороны осужденных, живущих по «понятиям». «Грехи» в местах лишения свободы тоже имеют свою стратификацию. За что-то просто пожурят, а за что-то могут и жизни лишить. Но есть одно незыблемое правило – ничто не забывается, не прощается, в любой момент может быть извлечено на свет из «архивов истории» и, независимо от срока давности, использовано против лица, допустившего когда-либо «нехороший» поступок. Среди всех прочих «косяков», сотрудничество с администрацией далеко не самый безобидный проступок по арестантскому кодексу чести. Хотя, справедливости ради, следует сказать, что даже лица, ищущие защиту у администрации и активно гласно сотрудничающие с ней, так называемые «активисты», стараются придерживаться допустимого в их положении минимума «понятий» позволяющего им избежать участи изгоя. Все-таки принадлежать к категории «активистов» лучше, чем быть «опущенным».
Таким образом, искать защиты у администрации исправительных учреждений вынуждены, как правило, осужденные, которые по тем или иным причинам не могут, или не хотят придерживаться кодекса чести арестанта. Эта категория лиц проживает, изолировано от основной массы осужденных (в отдельных локальных участках, отрядах, жилых секциях, камерах) и пользуется некоторыми льготами и послаблениями, зачастую не совсем законного характера, которые предоставляет им администрация учреждения «за верную службу». Осужденные, принадлежащие к этой группе, предпочитают не использовать при самоназвании слово «козел». Они заменяют его различными эвфемизмами: активист, красный, «независимый мужик», «положительный». Те же эвфемизмы в спокойной ситуации используют в присутствии «козлов» другие категории осужденных.
У неопытного наблюдателя может сложиться неверное мнение о том, что в среде колонистских «активистов» царит мир и благоденствие, и, что самое важное в условиях исправительного учреждения, - чувство собственной безопасности и защищенности обеспеченное покровительством со стороны администрации исправительного учреждения. Это совершенно не так, и мы целиком разделяем точку зрения Ю.М. Антоняна, который полагает, что: «Еще одна группа лишенных свободы внешне выглядит достаточно привлекательной и может внушать мысль о своем благополучии. Речь идет о тех, кто приближен к администрации колоний и тюрем, помогает ей: они работают дневальными, бригадирами, санитарами, поварами и т.д. Считается, что все такие лица прочно встали на путь исправления и находятся под защитой начальства. Между тем, поведение этих людей вызывает враждебное отношение к ним со стороны других осужденных, в первую очередь тех, которые активно поддерживают преступную субкультуру и сорганизовались для совершения правонарушений [5]. Собственно говоря, это две антагонистические группы, борющиеся за привилегии и особое положение в среде. Но тем, которые занимают завидные места, опасность грозит не только со стороны отрицательно ориентированных преступников, но и других, которые мечтают занять их положение, обеспечивающее относительно сытое существование. Таким образом, и рассматриваемая группа испытывает враждебность, которая питает высокий уровень тревожности ее представителей» [1; 6].
Следует сказать о том, что среди осужденных открыто сотрудничающих с администрацией исправительного учреждения выделяется одна особая категория – так называемые «ярые активисты» или «ярые козлы». Как правило, это люди из числа бывших «блатных» изгнанные по разным причинам из «воровских» группировок или же лица, стремившиеся туда попасть, но по каким-либо мотивам не принятые в число «блатных». В любом случае эта категория осужденных принадлежит к числу так называемого «актива» и пользуется покровительством со стороны администрации исправительного учреждения. «Ярые активисты», как и «воры» хотят «царствовать» в исправительных учреждениях, т.е. повелевать другими осужденными и как следствие этого пользоваться всеми доступными и недоступными в зоне материальными благами. В этом проявляется их единство и антагонизм с «ворами». Однако в отличие от «воров», предоставляющих в соответствии с «понятиями» хотя бы какие-то права простому «мужику» и гарантирующих в случае «беспредела» его защиту и восстановление нарушенных прав, «ярые активисты» ни прав, ни гарантий их защиты никому не предоставляют. Более того, «ярые активисты», под видом законных требований, нередко сами нарушают права осужденных. Это выражается, прежде всего, в применяемых ими для наведения «порядка» методах. Побои, угрозы, вымогательство, а иногда и просто откровенный грабеж – вот арсенал средств используемых ими для поддержания авторитета собственной власти. Как пишет О.В. Старков: «Объектами конфликтных криминогенных ситуаций в местах лишения свободы, причем концентрирующими, являются чаще всего: а) в межгрупповых ситуациях: злоупотребление и произвол со стороны сотрудников и активистов-осужденных, права осужденных и т.п.….» [12]. Материалы практики говорят нам о том, что одним из основных факторов, обусловливающих нарушения требований установленного порядка отбывания наказания лицами, содержащимися в местах лишения свободы, является недооценка роли самодеятельных организаций осужденных со стороны сотрудников. В нарушение требований статьи 111 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации самодеятельным организациям осужденных, особенно секциям дисциплины и порядка, делегировались полномочия по обеспечению надзора, дисциплины и порядка, в их состав в отдельных случаях входили злостные нарушители, что приводило к физическому притеснению других осужденных, иным негативным последствиям. Ликвидированные в настоящее время «секции дисциплины и порядка» были превращены в иные самодеятельные организации осужденных, например, совет коллектива осужденных учреждения - практически с теми же возможностями для господства актива над другими осужденными [10].
По своим личностным характеристикам «ярые активисты» мало чем отличаются от «блатных». Главная их схожесть заключается в стремлении к власти над другими людьми. Но если «воры» и «блатные» делают это, опираясь на морально-этические основы «воровского» закона, близкие по духу основной массе осужденных, то «ярые активисты» такой идеологической основы не имеют. Их идеология заключается в насаждении и поддержании в зоне своей власти под видом защиты законных интересов администрации исправительного учреждения и установления в исправительном учреждении должного правопорядка, борьбы с «воровскими» обычаями, традициями и начинаниями. На самом деле речь идет, прежде всего, о борьбе этой группировки осужденных с «ворами» и «блатными» за власть в исправительном учреждении. Как уже отмечалось выше, «активисты» не идентифицируются основной массой осужденных как «свои» и, прежде всего, потому, что «служат» администрации т.е. тюрьме, неволе – а ведь неволя и является основным источником физических и нравственных страданий осужденных [7]. Такое положение вещей еще более усугубляет конфликтные отношения между этой категорией осужденных и «правильными» арестантами. Основная же масса лиц, содержащихся в местах лишения свободы, административной «крыше» предпочитает «воровскую» и для этого имеется целый ряд веских причин. Первая заключается в том, что, испытывая существенные ограничения своих прав и свобод, лишение многих, привычных для себя, материальных и моральных ценностей человек вынужден довольствоваться тем малым, что ему позволяют жесткие тюремные условия. Сюда, как правило, входит нехитрый набор вещей, предметов личного пользования, продуктов питания и, самое главное, пусть ограниченное, но право по отношению, как к государству, так и к другим членам тюремного сообщества. Все это вместе взятое, помогает человеку оставаться личностью, сохранять чувство собственного достоинства, иметь свое «я» и осознавать свою моральную и физическую защищенность от агрессивных условий внешней среды. Мы солидарны с точкой зрения Г.Ф. Хохрякова, который считает, что: «Материальный достаток – это способ поддержания авторитета в среде осуждённых. Уважающий себя заключённый имеет своё курево, дополнительные продукты питания, чай и др. В материальных благах как бы осуществляется независимость по отношению к режиму» [25]. Покушение на его материальный и духовный мир, осужденный воспринимает как покушение на нечто святое, последнее, что у него осталось в жизни, и за это он будет биться до конца. Это обостренное чувство справедливости присуще практически всем осужденным, начиная от самого крутого «блатаря» и кончая последним «опущенным». Не секрет, что в условиях исправительного учреждения права осужденных постоянно попираются как со стороны администрации, так и со стороны осужденных - «беспредельщиков». И вот в этих условиях обостренного спроса на справедливость возникает острая потребность в ее защите. «Воры» и исповедующие «воровские» идеи другие лидеры преступного сообщества берут на себя эту важную роль. Практически каждая третья конфликтная ситуация в исправительных учреждениях урегулируется, опираясь на процедуры теневого правосудия, где главные роли исполняют неформальные лидеры (смотрящие, авторитеты, воры в законе) [19]. Это, безусловно, возвеличивает их в глазах других осужденных, которые делегируют им право защиты справедливости, и делает их в глазах этих людей своеобразными борцами за защиту прав человека в исправительном учреждении. Обладая этим качеством, «воры» окончательно закрепляют за собой моральное право на лидерство в среде осужденных. Интересен тот факт, что более 20 % опрошенных нами сотрудников ФСИН придерживаются мнения о том, что «воровские понятия» стоят на защите справедливости по отношению к осужденным.
Вторая причина, по которой основная часть осужденных поддерживает политику «воров» и видит в них своих основных защитников от «беспредела» заключается в том, что «воры» всегда здесь, рядом, среди народной массы. Их суд скор и справедлив. Администрация исправительных учреждений напротив – дистанцирована от осужденных за решетками локальных участков, вахтами, забором основного ограждения, дверями кабинетов и приемными часами. Администрация приходит и уходит в зону и из зоны на работу и с работы, а «воры» и авторитеты живут в ней круглосуточно, бок о бок с другими осужденными, фактически разделяя с ними общую участь. Они являются частью тюремного общества. Они доступны, близки и понятны. Они – единственная реальная сила, к которой можно обратиться за защитой от «беспредела», не боясь потерять свой неформальный статус в глазах других осужденных. Реализации криминальными лидерами функции «справедливости» в немалой степени способствует то, что характер многих конфликтов между осужденными не позволяет им обратиться за помощью к администрации [20]. Такое поведение строго порицается неформальными законами тюремного сообщества. Осужденные прекрасно понимают, что жить в этом сообществе и быть свободным от него невозможно. Либо ты живешь по законам общества, либо ты изгой. А клеймо изгоя в исправительном учреждении влечет за собой немалые физические и нравственные страдания, делает этого человека беззащитным перед другими. Всякий его может оскорбить, ударить, обокрасть, унизить. Невыносимость такой жизни очень часто толкает изгоя на различные преступления: побег, убийство, нападение на администрацию. Цель этих преступлений одна – избавиться от мучений хоть на какое-то время: скрыться в карцере; ШИЗО; ПКТ, камере СИЗО, где содержаться такие же изгои. После осуждения – новый срок и новая зона, где, может быть, не так будут издеваться. Хотя клеймо изгоя вечно и несмываемо. Вряд - ли кого привлечет такая жизненная перспектива. В.В. Меркурьев и Е.А. Богачевская считают, что от 50 до 80% осужденных, отбывающих наказание в ИУ с различными режимами содержания, находятся под влиянием тюремной субкультуры, насаждаемой преступными авторитетами. Основная масса осужденных, не принадлежащих к их числу (более 90%) испытывает постоянное чувство тревоги за личную безопасность и считает главным условием ее обеспечения соблюдение обычаев и традиций тюремной субкультуры [17]. Аналогичной точки зрения придерживаются и другие авторы [22]. Вот еще одна веская причина, по которой большая часть осужденных предпочитает жить по «воровским» законам и тюремным «понятиям».
Таким образом, в исправительных учреждениях создалась ситуация, когда конфликт морально-этических норм преступной субкультуры именуемых «понятиями» и норм позитивного права приводит к конфликту между осужденными и администрацией исправительных учреждений [21]. Однако, корни этого конфликта на наш взгляд, лежат гораздо глубже противоречий существующих между «понятиями» и действующим правом. Причина конфликта обусловлена, прежде всего, извечным стремлением человека к свободе и независимости. Одним из основных факторов препятствующих этому стремлению является государство с его формально-правовым аппаратом власти и принуждения. В реальной действительности жизни идет постоянная борьба двух противоположных тенденций: желания государства расширить сферу контроля повседневной жизни личности и желания граждан освободиться из-под влияния государства и жить самостоятельно [10]. В местах лишения свободы этому естественному человеческому желанию противостоит, прежде всего, администрация. Чем больше властных полномочий по ограничению прав осужденных сосредоточено в руках администрации, тем большую остроту приобретает этот конфликт. Существующий в местах лишения свободы режим, регламентирующий порядок и условия отбывания наказания, значительно ограничивает свободу, к которой так стремится каждый осужденный. Характеризуя отношение осужденных к представителям администрации, В. Шаламов пишет: «Воле этих людей – доброй или злой – доверяют применение режима. В глазах заключенных все эти люди – символ угнетения, принуждения» [26]. Даже находясь в условиях исправительного учреждения человек стремиться создать и всячески оберегать свой мир, материальный и духовный, который позволяет ему иметь чувство самоуважения и сохранять достоинство перед окружающими. Следует сказать о том, что чем больше в этом мире, и, прежде всего, его материальной составляющей, вещей и предметов, запрещенных к использованию в исправительных учреждениях, попавших в зону с «воли», тем больше человек испытывает чувство сопричастности к свободе. Само наличие запрещенных вещей, позволяет осужденным получать не только физическое, но и моральное удовлетворение от их использования или просто обладания ими. Совершенно прав, на наш взгляд, Г.Ф. Хохряков, который считает, что: «Как самое драгоценное сохраняют на этапах и в пересыльных тюрьмах свой скарб, который умещается в небольшом узелке. Расческа с несколькими сохранившимися зубьями сохраняется только потому, что она со времен воли» [25]. Выходя за рамки установленного режима, а фактически нарушая его, осужденный компенсирует возникающий у него в период отбывания наказания дефицит своей внутренней и внешней свободы. Это позволяет человеку оставаться человеком и, даже в условиях лишения свободы, быть, хотя бы в какой-то мере свободным и независимым. Однако, в столь агрессивной среде, как исправительное учреждение, человеку практически невозможно сохранить свободу и независимость без поддержки извне, не находя себе единомышленников и союзников среди таких же осужденных как и он [7; 11]. Потому-то и создается в исправительном учреждении так называемая «семья», которая объединяется, в основном, по земляческому принципу. «Очень редко человек в местах лишения свободы живет один. Как правило, он примыкает к небольшой группе (от двух до пяти, иногда более, человек). Такая группа и называется «семьей». Она несет за своего члена («посемейника») полную ответственность и поддерживает его во всех обстоятельствах; она ухитряется передавать ему в штрафной изолятор продукты, встречает его оттуда, платит за него долги, если он оказывается в стесненных обстоятельствах и, наконец, физически защищает в условиях крайнего беспредела, каким является, например, лагерный бунт» [24]. Осужденные объединяются в «семьи» потому, что вместе легче не только выживать в условиях неволи, но и отстаивать свои права и свободы, сохранять материальные ценности, использование и применение которых в исправительных учреждениях запрещено законом. Апофеозом тюремного объединения является тюремная община, отстаивающая интересы тюремного сообщества в целом и каждого его члена в отдельности от попыток посягательств на них как со стороны администрации исправительного учреждения, так и со стороны осужденных - «беспредельщиков». Причем, с точки зрения позитивного права, эти интересы могут носить незаконный характер.
Выводы. Зародившись на основе норм естественного право институт тюремных «понятий» вступает в антагонизм с нормами позитивного права регулирующими порядок и условия отбывания уголовного наказания в виде лишения свободы. Конфликт морально-этических норм преступной субкультуры именуемых «понятиями» и норм позитивного права приводит к конфликту между осужденными и администрацией исправительных учреждений. В основе этого конфликта лежит стремление человека к свободе и справедливости, которое активно эксплуатируется «ворами». Причина конфликта обусловлена, прежде всего, извечным стремлением человека к свободе и независимости. В местах лишения свободы этому естественному человеческому желанию противостоит, прежде всего, администрация. Поэтому, чем больше властных полномочий по ограничению прав осужденных сосредоточено в руках администрации, тем большую остроту приобретает этот конфликт.
Основанный на «понятиях» авторитет «воров» во многих исправительных учреждениях становится для большинства осужденных значительно весомее авторитета не только рядового сотрудника, но и руководства исправительного учреждения. Существующий у осужденных страх перед «понятиями» и стоящими за ними «ворами» и другими «блатными» авторитетами значительно весомее страха перед нормами позитивного права и стоящей за ними администрацией исправительных учреждений.
По сути, «ворам», в местах лишения свободы удалось создать собственное «государство в государстве», имеющее свою власть, опирающуюся на общепризнанный в преступном мире институт «понятий». Антагонизм естественно-правовых норм, выраженных в виде тюремных «понятий» и норм позитивного права является одним из факторов, обусловливающих возникновение криминальной оппозиции в исправительных учреждениях.