Рассуждая о сознании, о субъективной реальности, Дж. Серл не учитывает взаимополагаемости онтологического и гносеологического, слишком жестко разделяет эти категориальные измерения. По его мнению, "эпистемология изучения ментального не более определяет ее онтологию, чем эпистемология любой другой дисциплины определяет ее онтологию. Наоборот, при изучении сознания, как и в других случаях, цель эпистемологии заключается в том, чтобы понять уже существующую онтологию". Но что такое "уже существующая онтология"? У Дж. Серла это, по-видимому, онтология, задаваемая естественным языком, обыденным знанием - "очевидное", "привычное", "подтверждаемое опытом" и т.п. С подобной онтологией, конечно, нельзя не считаться, она большей частью оправдывается в повседневной деятельности людей, за ней стоят не только исторический опыт человечества, но и результаты биологической эволюции. По аналогии с "народной психологией" ее можно называть "народной онтологией". Но в равной степени можно говорить и о "народной гносеологии", без которой не было бы "народной онтологии", ибо те несомненные реальности, которые выделены и зафиксированы в последней, бессчетное число раз отрефлексированы и проверены на уровне обыденного познания и обыденной практической деятельности. Однако для философского и научного мышления эта онтология является во многих отношениях уязвимой - ограниченной, поверхностной, неопределенной - особенно в тех случаях, когда ставятся вопросы о природе сознания, его связи с физическими и биологическими процессами, с деятельностью мозга и т.п. Здесь мы переходим в иные измерения реальности, в иные ее дискретности, связи и целостности, требующие анализа и синтеза с помощью специальных концептуальных средств и специальных методов. Осмысление этих средств и методов, их корректировка, развитие, разрешение трудных вопросов соотношения эмпирического и теоретического, проблемы критериев реальности - непременное условие выяснения того, что действительно является "реально реальным". Без основательной гносеологической рефлексии невозможна никакая основательная онтология. В противном случае мы получаем наивный онтологизм - легковерную установку с ее примитивными, нерефлексируемыми постулатами, символами веры и проекциями наличных представлений на "всю" реальность, лишенных чувства ее неизведанной глубины и многомерности.
Все это в равной степени относится и к "субъективной онтологии", "онтологии метального", "онтологии сознания", "онтологии от первого лица". Здесь нужна специальная гносеологическая рефлексия, чтобы осмыслить специфику субъективной реальности и существенно продвинуться в исследовании и понимании форм ее существования, таксономии, ценностно-смысловой и интенционально-волевой структуры, динамики ее веровательных регулятивов и критериев подлинности ее наличных и диспозициональных состояний.
И тут мы обнаруживаем нищету наших нынешних гносеологических средств. Дж. Серл справедливо отмечает недостаточность "эпистемологии от третьего лица", то обстоятельство, что традиционные эпистемологические модели, основанные на различении сущности и явления, видимости и реальности, наблюдаемого и наблюдения здесь не работают, они относятся к объектам внешнего, предметного, физического мира. К сожалению, взамен автором ничего не предлагается, кроме нескольких абстрактных положений о "неэлимииируемости", "нередуцируемости субъективной онтологии". В главе VI и отчасти в главах VII и VIII книги Дж. Серл без какой-либо концептуальной систематизированности, чисто перечислительно дает краткие описания отдельных свойств сознания, которые представляют собой его характеристики, взятые из психологической и философской литературы, иногда несколько перефразированные (интенциональность, "субъективное чувство", гештальтная структура, "аспект знакомства", "избыток", настроение, самосознание, центр и периферия, "фон", "принцип связи"); при этом им фактически отвергается бессознательно-психическое, которое сводится либо к сознательному, либо к нейрофизиологическим процессам. Все это фигурирует у автора в качестве онтологии сознания, но опять-таки без какой-либо гносеологической рефлексии. И можно сказать, что таков типичный уровень нынешней онтологии сознания вообще. Последняя представляет собой в большинстве случаев конгломерат из ряда положений и символов веры "народной психологии", научной психологии, психиатрии, опыта художественной литературы и искусства, а так же, конечно, различных философских концепций.
Проблема состоит в том, что для основательной разработки онтологии субъективной реальности необходима столь же основательная специальная разработка гносеологии субъективной реальности. По моему глубокому убеждению, именно в этом состоит одна из стратегических задач нынешнего этапа развития философии, связанного со вступлением нашей цивилизации в эпоху информационного общества. Не имея возможности приводить здесь обоснования, хочу все же выразить следующую мысль: обострившиеся в последние десятилетия теоретические трудности эпистемологии (которые связывают с "кризисом рационализма"), захлестывающие ныне культуру волны иррационализма - это во многом проявление ограниченности и выявившейся сейчас острой недостаточности классической гносеологии (включая ее современные модификации), ориентированной на внешний объект и не развившей эффективных средств теоретического осмысления и освоения субъективной реальности.
Гносеология субъективной реальности находится в зачаточном состоянии, она не выделена в качестве специальной проблематики. Относящиеся к ней вопросы, которые то и дело фрагментарно затрагиваются и обсуждаются, теоретически не упорядочены, более того - крайне слабо осмыслены. Это связано, как уже неоднократно отмечалось мной, с фундаментальной асимметрией в познавательной и практической деятельности, которая, будучи нашим биологическим наследием, оформилась в антропогенезе, неуклонно углублялась на протяжении всей истории человечества и ныне угрожает самому его существованию. Суть этой асимметрии состоит в том, что познавательная и преобразовательная активность направлены по преимуществу во внешний мир, в то время как вектор самопознания и самопреобразования сильно укорочен. Нетрудно видеть, однако, необходимую зависимость познания внешнего мира (в отношении его целей, способов и результатов) от самопознания. Слабость последнего влечет неподлинные цели познания и преобразования внешнего мира, сужает диапазон творческих познавательных возможностей, ведет к нарастанию негативных следствий и явному абсурду, ибо слишком уж часто человек не ведает, что творит, а если ведает, что творит зло, то не может остановиться, побороть свои эгоистические устремления и свое слабоволие. Эта асимметрия привела к основным кризисным состояниям нашей цивилизации, прежде всего к экологическому кризису, угрожающему самому ее существованию. Она обусловила и соответствующую направленность научного и социокультурного развития, в том числе философии и теории познания. Классическая гносеология и наиболее популярные современные эпистемологические концепции имеют своим объектом познание явлений внешнего мира, стремятся в своих теоретических построениях корректно элиминировать особенности субъективной реальности с целью достижения объективного знания. В большинстве случаев такая установка оправдывала себя в рамках познания явлений неживой природы и во многих ракурсах исследования живой природы, являлась более или менее адекватной для целей "физикалистского" естествознания, но она обнаруживает свою ограниченность и во многих случаях явную несостоятельность, когда ставятся задачи изучения социальных, экономических, политических процессов, человеческих взаимодействий, особенно межличностных и – шире – межсубъектных коммуникаций, когда мы имеем дело с современными интегральными объектами, включающими в качестве непременного фактора человеческое сознание (физико-техно-био-социально-личностные объекты в различной комбинации и субординации названных составляющих).
Мы должны отдавать себе более глубокий отчет в том, что отдельное явление субъективной реальности и субъективная реальность в качестве персональной целостности (олицетворяемая нашим Я) - особый объект познания, требующий специального подхода, творческой разработки специальных познавательных средств, более эффективных методов исследования. Задачи гносеологии субъективной реальности состоят в теоретическом осмыслении процессов и результатов отображения (и оценки) в явлениях субъективной реальности самой себя: ее "содержания", ее локальной и целостной организации, динамических структур и форм существования, ее векторов активности и их "действенности". Здесь, как и во всяком исследовании, на первом плане проблема истинности, адекватности отображения, а также его правильности и целесообразности. Вместе с тем для осмысления явлений субъективной реальности важное значение приобретает проблема подлинности, т.е. аутентичности наличного "содержания", переживаемого данной личностью, а также ценностные и интенционально-волевые характеристики явлений субъективной реальности, их способность управлять другими явлениями субъективной реальности и, соответственно, быть управляемыми, способность самоорганизации целостной системы нашего Я. Надо сказать, что проблема подлинности наименее теоретически осмыслена, но является чрезвычайно актуальной, особенно в коммуникативном плане. Она включает целый ряд уровней рассмотрения (для многих случаев в качестве подлинного выступает то, что исключает намеренный обман). Диагностика подлинности мыслей, чувств, намерений имеет жизненно важное значение, которое в информационную эпоху быстро возрастает - особенно в связи с выдающимися достижениями технологий дезинформации и обмана и изощренным творчестом в области самообмана. Гносеология субъективной реальности базируется на исследовании свойства самоотображения, которое является фундаментальным, так как присуще всякому явлению субъективной реальности, т.е. всякому акту сознания. Последний имеет своей базисной динамической структурой единство противоположных модальностей "Я" и "не-Я", Эти модальности обладают способностью переменного соотнесения, взаимополагания, ибо "Я" всегда полагает себя в качестве "не-Я", содержанием которого выступает не только предметность, телесность, другое Я, "Мы", "Они", "Мир", "Абсолютное", но и оно само. В этом биполярном динамическом контуре непрестанно совершаются процессы самоотображения и самоорганизации (саморегуляции, самопреобразования) персональной системы субъективной реальности, сознания личности.
Необходимо подчеркнуть еще один важный вопрос. Онтология субъективной реальности требует не только гносеологической рефлексии. Категориальная структура философского знания четырехмерна. Она включает следующие нередуцируемые измерения: онтологическое, гносеологическое, аксиологическое и праксеологическое. Поэтому основательная онтология субъективной реальности предполагает ее проработку еще и в аксиологическом и праксеологическом планах, ибо всякое явление сознания включает в качестве непременного бытийного свойства ценностное отношение и свойство активности (интенциональность, факторы целеполагания и воления). Это относится и к способностям самоотображения и самопреобразования как онтологических характеристик субъективной реальности.
Сказанное выше показывает, что Дж. Серл весьма упрощенно трактует "онтологию ментального", "онтологию субъективной реальности". При этом он отбрасывает без достаточной аргументации как ложные те подходы к анализу "онтологии ментального", которые как раз связаны с осмыслением гносеологии субъективной реальности. Имеются в виду теоретическое осмысление того, что в психологии именовалось интроспекцией и таких, характерных для аналитической философии тем обсуждения, как "некорректируемость", "привилегированный доступ" и "другие сознания".
Интроспекцию Дж. Серл считает несостоятельной, поскольку "внутреннее наблюдение" моего сознательного состояния само "есть это сознательное состояние"; "я не способен наблюдать свою собственную субъективность, ибо любое наблюдение, которое я пожелал бы предпринять, само является тем, что предполагалось наблюдать"; "субъективность сознания и делает его полностью невидимым". Дж. Серл, конечно, прав в том, что "зрительная метафора" здесь бессмысленна: собственные явления сознания нельзя наблюдать как внешние предметы. Но кто с этим спорит? Пафос, с которым автор сокрушает "интроспекцию", выглядит совершенно напрасным. Суть дела ведь совсем в другом. С "интроспекцией" связывалась, главным образом, способность отображения собственных явлений субъективной реальности, т.е. отображение отображения, стремление осмыслить это фундаментальное свойство всякого сознательного состояния. Именно это важнейшее обстоятельство игнорирует Дж. Серл. По его мнению, "для нас не существует способа отобразить субъективность как часть нашего взгляда на мир, поскольку интересующая нас субъективность и есть, так сказать, само отображение. Решение же будет заключаться не в том, чтобы попытаться разработать особую разновидность отображения— нечто вроде сверхинтроспекции, но скорее в том, чтобы на этом полностью прекратить попытки отображения и просто признать факты. Факты же заключаются в том, что биологические процессы порождают сознательные ментальные феномены, а последние нередуцируемо субъективны". Такая аргументация, однако, ничего не объясняет, переводит вопрос в другую плоскость, а самое существенное и трудное выносит за скобки. Особенно следует обратить внимание на тезис "для нас не существует способа отобразить субъективность как часть нашего взгляда на мир", поскольку она и есть "само отображение". Здесь отрицается наша фундаментальная способность отображения отображения. Это связано у автора с его общей трактовкой соотношения сознания и самосознания. Как он полагает, единство сознания и самосознания следует якобы понимать только в том смысле, что мы периодически способны переключать внимание с внешнего "содержания" на "содержание", связанное с состояниями нашего Я. Утверждение, что всякое явление сознания предполагает самосознание, как считает Дж. Серл, "представляется явно ложным".
С этим я решительно не согласен. Всякий акт сознания, как уже отмечалось выше, несет в себе самоотображение. Оно может выступать в различных формах – от развитой и утонченной рефлексии до "чувства Я". Последнее составляет неотъемлемый базис самосознания и его простейшую форму, всегда присутствует в актах сознания, в любом его интервале и нарушается лишь в патологических случаях, сопровождающихся феноменом деперсонализации. Но и тут "чувство Я" не исчезает, а деформируется. Психиатры отмечают, что и в таких случаях, собственно, имеет место не потеря чувства Я, а чувство потери Я. Это мы видим и на примере таких патологических феноменов, как психические автоматизмы.
Единство иноотображения и самоотображения составляет фундаментальный принцип онтологии и гносеологии (а также аксиологии и праксеологии) сознания. Отрицая этот принцип, нельзя, по моему убеждению, теоретически корректно объяснить процессы саморегуляции и самоконтроля, поддержания целостности ("идентичности", эффективной самоорганизации) многосложной системы нашего Я, и в конечном итоге нельзя объяснить результативность всякого познавательного акта (ибо при этом всегда действует механизм оценки и "принятия" наличного "содержания" или его "непринятия", что выражается в феноменах "веры", "неверия", "сомнения", т.е. отчет от первого лица для себя, а потом уже для другого).
Концентрация усилий философской мысли на вопросах гносеологии субъективной реальности - настоятельное требование времени. Это одно из существенных условий развития самопознания, преодоления отмечавшейся выше фундаментальной асимметрии в познавательной и преобразующей деятельности человечества. Последняя имеет глубокие и мощные биологические корни. Основная активность животного направлена во внешний мир, что обусловлено целью выживания. Но масштаб этой внешней активности ограничен генетической программой, существенно не возрастает в энергетическом плане, не нарушает отработанные в эволюции экологические связи; соответственно у животного ограничены содержание и формы отображения внешнего мира, и они гармонично скоординированы с самоотображением (ибо вектор внешней активности существенно не растет). У человека же вектор внешней активности растет в гигантском темпе по сравнению с ростом "внутренней" активности (самопознание и самопреобразование). Фактически, человек продолжает действовать как животное, сохраняет свойственную биологической системе направленность основной активности во внешний мир, но использует уже небиологические (технические) средства, превышающие на много порядков энергетику биологического воздействия, и в результате разрушает строившуюся сотни миллионов лет биологическую самоорганизацию, в том числе и свою собственную. Выходит, человек слишком биологичен, недостаточно человечен.
Тут кроется глубочайший парадокс человеческой судьбы. И я пытаюсь отдать себе отчет в том, возможно ли вообще преодолеть указанную фундаментальную асимметрию. Способен ли человек ограничить свою безудержную экспансию во внешний мир, хватит ли силы человеческого духа, чтобы обуздать заложенную в нем могучую биологическую интенцию? Все известные ответы на эти вопросы пока проблематичны. Тем не менее нынешний этап развития земной цивилизации предельно обострил альтернативу: либо человечество обречено, либо мы найдем пути и средства преодоления фундаментальной асимметрии, эффективные способы самопознания и самопреобразования, открывающие нам новые измерения бытия и, соответственно, новые смыслы, ценности и цели. И поскольку мы еще не утратили веры в силу разума, в его способность решать глобальные проблемы современности, нам остается крепить волю и напрягать наши творческие усилия. На этом пути разработка гносеологии субъективной реальности составляет одну из ключевых философских задач.
Разумеется, когда говорится о разработке гносеологии субъективной реальности, то имеется в виду не просто некая обособленная система знания. Здесь подразумевается более высокий уровень освоения гносеологической проблематики вообще, важнейший аспект и необходимое условие разработки такой теории познания, которая отвечает насущным нуждам времени. Так, В.А. Лекторский справедливо говорит о необходимости переосмысления ценностно-познавательной установки, "которая лежит в основании современной технологической цивилизации" и о том, что это переосмысление "связано с новой онтологией "Я", новым пониманием отношения "Я" и другого, существенно иным пониманием отношения, человека и природы".