Становление информационного общества открывает новый этап земнойцивилизации, существенно меняющий образ жизни, социокультурныепроцессы, парадигмальную структуру научного знания, сквозь призмукоторой мы воспринимаем реальность и стремимся углубить ее понимание. Возникают новые средства разработки и разрешения классическихпроблем, к числу которых относится интересующая нас проблема духовного и телесного (ментального и физического, сознания и мозга, психического и физиологического, субъективной реальности и объективнойреальности – таковы типичные обозначения сути этой проблемы представителями различных направлений в философии и науке).
Мучительная проблема духа и тела, сознания и мозга на протяжениивсей второй половины ХХ века была предметом интенсивного обсужденияв западной философии. Ей посвящена поистине огромная по объему литература (сотни монографий и сборников, тысячи статей!). На этой теме былозациклено все постпозитивистское движение, поскольку оно стремилосьпреодолеть крайний гносеологизм логического позитивизма и реабилитировать онтологическую проблематику и «метафизические основания науки».
Начиная с 1970 года я внимательно следил за широкой дискуссией повопросам соотношения ментального и физического, сознания и мозга, вкоторой принимали участие практически все ведущие западные философы сциентистской ориентации. Подавляющее большинство из них пыталось обосновать материалистическое решение указанной проблемы:либо с позиций физикалистского редукционизма (так называемый «научный материализм» с его теорией тождества ментального и физического),либо с позиций функционализма (обоснование тождества ментальныхявлений с определенными функциональными отношениями в сложнойсистеме). Лишь отдельные западные философы высказывали точку зрения, отличавшуюся от этих двух подходов (например, К. Поппер) илизанимали откровенно дуалистическую позицию (Э. Полтен). Анализуказанных дискуссий был проведен мной в ряде статей, опубликованныхжурналом «Философские науки» в 1970-х годах и в книге «Информация,сознание, мозг» (М., 1980, ч. I, гл.1 и гл.2).
С тех пор по данной теме, как мне кажется, в западной философской литературе не появилось серьезных концептуальных новаций, хотяоживленные дискуссии продолжаются и сохраняют свою актуальность(см.: [12, 15, 19, 24] и др.). Свидетельством тому служит статья ТомасаНагеля – одного из крупнейших теоретиков проблемы духовного и телесного (см.: [1]). Она представляет значительный интерес общей позицией автора, его анализом нынешней ситуации и проектами разработкипроблемы духовного и телесного (заметим, что термин «духовное» охватывает у автора все разнообразие явлений субъективной реальности – от переживания боли и «вкуса сигары» до актов абстрактного мышления – и часто заменяется такими терминами, как «ментальное», «феноменальное», «субъективное», «сознание» и даже «осознанная точказрения»; хотя приведенные термины имеют далеко не совпадающие значения, способ их употребления в статье понятен, посредством них авторвыражает общие и отличительные свойства всего класса явлений субъективной реальности).Статья привлекает не только искусным анализом, многоплановой аргументацией, но еще и тем, что я бы назвал интеллектуальной честностьюи ответственностью – качествами, которые мы начинаем всё более ценить, читая философов постмодернистского толка, создавших своего родаэстрадно-философский жанр, или наблюдая, с каким антуражем иныенаши коллеги проталкивают свой товар на философском рынке.
Нагель четко формулирует свою позицию. Он считает, что «сознание следует признать концептуально несводимым аспектом реальности»[Там же, с. 101-102] и постольку решительно выступает как против физикалистского редукционизма («теории тождества ментального и физического»), так и против функционалистского редукционизма, полагая,что ментальное логически не выводимо из функционального, ибо мыслима сложная система, обладающая всеми функциональными свойствамичеловеческого организма, но лишенная начисто «внутренней», субъективной реальности – так называемый феномен «зомби» (этот вопрос,однако, нуждается в специальном обсуждении, на чем я остановлюсьпозже).
Отвергая редукционистские варианты решения проблемы, Нагельубежден, что между ментальным и физическим (физиологическим) существует не случайная, а именно необходимая связь, доказательство наличиякоторой и составляет главную задачу. И автор подробно анализирует трудности, встающие перед теоретиком, при попытках ее решения.
Эти трудности давно известны, многократно обсуждались в литературе, посвященной проблематике духовного и телесного, сознания имозга. Если говорить кратко, то главные из них следующие:
Ментальным явлениям нельзя приписывать пространственныесвойства, физические же явления (в том числе нейрофизиологическиепроцессы в головном мозгу) ими непременно обладают. Как можно притаких условиях говорить о связи между ними, тем более о необходимойсвязи. Это создает, по выражению . Нагеля, ситуацию «немыслимости»необходимой связи, ее «невообразимости» [Там же, с. 105]. К тому жеописание ментальных явлений, скажем, переживаемого мной сейчасвкуса сигары и описание определенных мозговых процессов, с которыми,как мы предполагаем, необходимо связано это переживание, настолькоразличны, что понимание смысла этой связи оказывается в высшей степени затруднительным. Здесь, по словам Нагеля, имеет место «провал вобъяснении» [Там же]. Для того, чтобы его преодолеть, необходима новая система понятий, которая была бы способна логически объединятьстоль разные системы описания. Но ее нет, и перспективы ее созданиякрайне смутны.2. Поскольку ментальные явления не суть физические, то им нельзяприписывать не только пространственные свойства, но в равной степенимассу и энергию. Тогда возникает вопрос: как может физическое (физио логическое) воздействовать на ментальное, вызывать его изменения и,наоборот, как может ментальное вызывать физические (физиологические, телесные) изменения. Взаимодействия же такого рода эмпирическиочевидны (например, мое желание, намерение взять предмет вызываетдвижение руки). Нагель пишет: «У нас есть достаточные основания полагать, что ментальное сопутствует физическому, т.е. что нет ментальныхразличий без соответствующего физического различия. Но чистое, никак не объясненное сопутствие – это не решение, а знак того, что здесьимеет место нечто фундаментальное, чего мы не знаем. Мы не можемрассматривать чистое сопутствие как конец дела, потому что это значилобы признать, что физическое вызывает ментальное, никак не отвечая навопрос, как оно это делает. Но должно быть какое-то «как», и нашазадача – понять его» [Там же, с. 106 – 107].
Таковы основные трудности, если отвлечься от связанных с нимивопросов, так сказать, второго плана, рассмотрение которых так жепредставляет большой теоретический интерес. Это, например, методологические вопросы, касающиеся дискретизации и описания явленийсубъективной реальности, соотношение описания их от первого лица(«Я испытываю боль») и от третьего лица, вопросы связи и различийпонятий физического и физиологического, психического и субъективной реальности и др. Я не могу на них останавливаться, ибо это занялобы слишком много места. В дальнейшем ограничусь лишь изложениемоценки Нагелем нынешней ситуации в попытках справиться с указанными выше теоретическими трудностями, предлагаемым им проектомразработки проблемы духовного и телесного, сознания и мозга, а такжекритическими соображениями по поводу ряда его положений и, наконец,кратким изложением давно предложенной мной концепции (см.: [2–8]),способной, как мне кажется, реализовать проект Нагеля.
Ситуацию, сложившуюся в западной философии после полувековых усилийрешить проблему духовного и телесного, Нагель оценивает весьма пессимистично. По его мнению, сейчас «ни у кого нет правдоподобного ответа напроблему духа и тела» [1, с. 101]; в решении этой проблемы возник «тупик»[Там же, с. 102]; между сознанием и мозговыми процессами существует связь, «остающаяся для нас непостижимой» [Там же, с. 107]. Попытки редукционистского решения проблемы несостоятельны, однако отсутствуюти серьезные антиредукционистские ее разработки. «В настоящее время унас нет концептуальных средств, которые позволили бы нам понять, какимобразом субъективные и физические свойства могут одновременно быть существенными сторонами единой сущности или процесса» [Там же, с. 105].
Вместе с тем Нагель выражает уверенность в том, что решениеэтой мучительной проблемы возможно и призывает наращивать интеллектуальные усилия, создавать новые альтернативы редукционистскимконцепциям, выдвигает свой проект поиска решения проблемы духовного и телесного. Предлагаемый проект, правда, носит весьма общийхарактер, не выходит за рамки традиций аналитической философии вее многолетнем опыте обсуждения этой проблемы. Несмотря на резкокритическое отношение к редукционизму, некоторые ходы мысли автора, как ни странно, несут на себе печать зависимости от парадигмыфизикализма (о чем будет сказано ниже). Однако цели, поставленныеНагелем, главные теоретические задачи, которые, как он полагает, намнадо решить, и желаемые концептуальные результаты вызывают у меняполную солидарность.
Нагель пишет: «Я понимаю наше положение так: наша неспособность предложить умопостигаемую концепцию отношения между духоми телом есть свидетельство неадекватности наших теперешних понятий,так что нам нужна дальнейшая их разработка» [Там же, с. 102]. Это прежде всего относится к понятию «сознание», которое надо расширить, чтоявляется одним из условий предлагаемого им «экспансионистского подхода». «Наша проблема состоит в том, что в пространстве возможногоразвития, определяемом понятием сознания, нет места для необходимойсвязи с физиологией. Но это не исключает возможности введения новогопонятия сознания, понятия-преемника, которое одновременно и сохранило бы существенные черты исходного понятия и было бы открыто дляобнаружения таких связей» [Там же, с. 106]. Без такого расширения «неостается никакой надежды преодолеть тот провал в объяснении, о котором мы говорили» [Там же]. Нагель считает, что понятие «сознание»,помимо явных признаков, включающих отображение поведенческих илифункциональных актов, имеет неявное содержание, которое должно выражать искомую необходимую связь ментального с мозговыми физиологическими процессами.
Такое расширение содержания понятия мыслится по аналогии с типичным для результатов научного познания расширением содержания обыденных понятий, например, понятия «вода», явные признаки которого былидополнены неявными признаками о ее химическом составе. Этот ход мыслипредлагался автором и в других его работах, в том числе и в увидевших светболее тридцати лет тому назад, когда он еще пытался сохранить общуюидею физикализма и отстаивал версию так называемого «теоретического материализма», согласно которой отождествление явлений сознания смозговыми процессами возможно лишь в виде «теоретической редукции»,т.е. путем редукции некоторого наблюдаемого обыденным способом объекта к определенному теоретическому объекту, как он описывается соответствующей научной теорией (например, вода отождествляется с Н2О,температура газа не означает ничего иного, как кинетическую энергию определенного множества молекул и т.п. (см.: [20, 21]).
Кстати, подобный ход мысли в ряде отношений приближался квзглядам «элиминативных материалистов», которые считали, что все«ментальные термины», поскольку они являются терминами обыденного языка, должны быть в ходе развития науки вообще элиминированыи заменены точными научными терминами. Стоит вспомнить, что такуюпозицию отстаивал П. Фейерабенд [17], а нынешний постмодернисти ультрапрагматист Р. Рорти был в те времена ультраматериалистом.Рорти отстаивал тогда самую радикальную версию элиминативного материализма и называл ее «формой исчезновения». Поскольку, говорилон, то, что мы называем ощущением, является не чем иным, как мозговым процессом, термин «ощущение» утрачивает смысл и становится излишним. Ментальные термины должны исчезнуть: «Материалистпредсказывает, что нейрологический язык победит» [25, р. 230].
Нагель, конечно, отвергает столь утопические обещания. Расширение понятия «сознание» мыслится им при сохранении его явного содержания. «Если мы сможем сделать это, не отрицая феноменологии ине сводя ее к чему-то другому, мы сделаем первый шаг к экспансионистскому и в то же время все же не дуалистическому решению проблемыдуха и тела. Все это – добавляет он, однако, – пока еще чистая фантазия…» [1, с.106].
Действительно, трудно представить, каким образом можно произвести такое расширение. Желаемое включение в само понятие «сознание» его мозговых нейрофизиологических эквивалентов немыслимо.
Если это возможно было бы сделать, проблема оказалась бы решенной(вернее, ее просто не было бы). А поэтому эта часть проекта Нагеляне имеет достаточных оснований для поддержки, хотя в ней есть интересные соображения о соотношении феноменологического и физиологического описания в плане категорий внешнего и внутреннего, соответственно о двух способах референции (см.: [1, с. 110–111]) и др.
В ходе анализа трудностей проблемы и рассмотрения различных теоретических возможностей Нагель далее несколько изменяет свой проекти склоняется к выводу, что «понятием-преемником», о котором шла речьвыше, должно быть не расширенное понятие «сознание», а некотороепринципиально иное понятие, способное включать единство феноменологического и физиологического.
Тут Нагель формулирует наиболее важную и целиком разделяемуюмной часть своего проекта. Приведем эти положения автора с максимальной полнотой. «Правильной, –говорит он, – была бы такая точка зрения, которая, вопреки существующим концептуальным возможностям, с самого начала включила бы в себя и субъективность ипространственно-временную структуру, так чтобы все ее описания подразумевали обе эти вещи сразу, чтобы она описывала внутренниесостояния и их функциональные отношения к поведению и друг к другуфеноменологически изнутри и физиологически снаружи не параллельно,а одновременно» [Там же, с. 111-112]. «Трудность здесь в том, что такуюточку зрения нельзя сконструировать просто конъюнкцией ментальногои физического. Она должна быть чем-то действительно новым, в противном случае она не будет обладать необходимым единством. Действительнонеобходимую связь можно раскрыть только с помощью нового теоретического построения, реалистического по своей интенции, контекстуально определяемого как часть теории, объясняющей как привычно наблюдаемые феноменологические, так и физиологические характеристикиэтих внутренних событий» [Там же, с. 112].
И, наконец, итоговые высказывания Нагеля: «Предполагается посуществу следующее: что даже хотя невозможна никакая прозрачнаяи непосредственная связь между физиологическим и феноменологическим, а только эмпирически установленная экстенсиональная корреляция, мы можем надеяться и должны пытаться построить – какчасть научной теории сознания – третье понятие, из которого непосредственно вытекают и ментальное, и физическое и благодаря которому их актуальная необходимая связь другс другом станет для нас прозрачной. Такое понятие надо создать – мы не можем просто найти его валяющимся на дороге… В настоящеевремя такое решение проблемы духа и тела в буквальном смысле невообразимо, но оно может быть не невозможным» [Там же] (в последнихтрех цитатах выделение мое. – Д. Д.).Хочу еще раз подчеркнуть, что я согласен с основными задачами,поставленными в проекте Нагеля. Но возражаю против его утверждений, что для решения проблемы сейчас нет «концептуальных возможностей», что такое решение пока «невообразимо», что нужно изобретать«третье понятие» и т.п. Я убежден, что у нас давно есть необходимыеконцептуальные возможности и средства, есть столь желанное «третьепонятие». Чтобы увидеть это, надо отдать себе отчет в существенных изменениях парадигмальной структуры научного знания, происшедшей запоследние пятьдесят лет, нужно снять, наконец, физикалистские очки,преодолеть гипнотическое действие парадигмы физикализма, резко сужающей горизонт теоретических возможностей в разработке проблемыдуховного и телесного.
Напомним, в жесткой форме парадигма физикализма, как общаямировоззренческая и методологическая установка, проводилась логическим позитивизмом. По словам К. Гемпеля, «все отрасли науки, впринципе, одной и той же природы, они – отрасли единой науки, физики» [18, р. 382]. Поэтому всякое подлинно научное объяснение должнообрести форму физического объяснения. Это относится и к объяснениюсознания, ментального.
Представители постпозитивизма реабилитировали проблему духовного и телесного, которую логические позитивисты относили к числу псевдопроблем, но они в своем большинстве продолжали выступать с позицийрадикального физикализма: любые свойства и способности человека, втом числе его сознание, как утверждал Д. Армстронг, «могут быть редуцированы к исключительно физическим свойствам» [14, р. 37].
Парадигма физикализма в естествознании была детищем индустриальной эпохи. Начиная примерно с середины прошлого века, в связи сразвитием кибернетики, теорий информации, системных и структуральныхисследований, бурным развитием технологии массовых коммуникаций,ознаменовавшим начавшийся переход к постиндустриальному, информационному обществу, парадигма физикализма стала обнаруживать свою несостоятельность. Серьезный удар ей был нанесен концепцией функционализма, еще ранние представители которой (Х. Патнэм, Дж. Фодор, Д.Люис и др.) утверждали, что функциональные свойства нередуцируемы кфизическим. Опираясь на результаты математика А.Тьюринга (знаменитая«машина Тьюринга»), они показали, что физическое объяснение не является универсальным, поскольку функциональная организация системы впринципе логически отличается от ее описания в плане ее физико-химического состава (см.: [23, р. 281] и др.). Идея возможности унификации научного знания на базе физики становилась все более сомнительной. Отчетливо вырисовывался новый, специфический класс объектов, выпадавшийиз поля сугубо физического объяснения, – самоорганизующиеся системы(биологические, биосоциальные, технические, экономические и др.).
Закономерности функционирования самоорганизующихся систем, естественно, не могут противоречить физическим закономерностям, но ихисследование представляет особый тип познавательных задач и опираетсяна концептуальные средства, которые в существенной степени автономныот способов и средств физического объяснения. Здесь мы имеем дело синформационными процессами и кодовым управлением. А поскольку информация и кодовое управление однозначно не связаны с определеннымифизическими свойствами самоорганизующейся системы, для нее, по сути,адекватно функциональное описание. Это определяется фундаментальным принципом, который в моих работах именуется принципом инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ееносителя (одна и та же информация может быть воплощена и переданаразными по своим физическим характеристикам носителями).
Отсюда вытекает обоснование особого типа причинности – информационной причинности (действие определяется в этом случае не сугубо физическими факторами – величиной массы, энергии, – а именноданной информацией в условиях данной кодовой зависимости, сложившейся в данной самоорганизующейся системе). Все это свидетельствуето несостоятельности парадигмы физикализма, о необходимости соблюдения меры в привязке к теоретическому каркасу физического знаниясовременных исследований информационных процессов, преодоленияизвестной физикалистской зашоренности мышления теми, кто стремитсяразрабатывать проблему духовного и телесного, сознания и мозга (подробнее о методологических тупиках, создаваемых парадигмой физикализма в исследованиях проблемы духовного и телесного см.: [6, гл. 2]).
Мы вступили в эпоху информационного общества, невиданными темпами развиваются компьютерные технологии и связанные с ними средства и формы научного познания. На передний план выдвинулись задачиисследования информационных процессов, самоорганизующихся систем,расшифровки кодовых зависимостей, функциональных отношений. Достигнуты выдающиеся, фундаментальные результаты в решении такогорода задач: расшифровка генетического кода и генома человека. Быстрообогащаются не только эмпирические, но и теоретические средства этогоспецифического (по сравнению с классическим физикалистским естествознанием) типа научного исследования. Наука вплотную подступила кизучению информационных процессов в головном мозгу, к расшифровкенейродинамических кодов психических явлений (задача того же рода, что ирасшифровка генетического кода!).
Но удивительно, что эти воодушевляющие результаты, эти концептуальные средства, теоретические возможности, лежащие казалось бына поверхности, остаются «не замеченными» при разработке проблемыдуховного и телесного, сознания и мозга.
Становится даже как-то неловко говорить, что на поставленные Нагелем вопросы, решение которых он считает сейчас даже «невообразимым», существуют простые и ясные ответы.
Итак, я заменяю утверждения Нагеля на противоположные: «…в настоящее время у нас» есть концептуальные средства, «которые бы позволили нам понять, каким образом субъективные и физические свойствамогут одновременно быть существенными сторонами единой сущностиили процесса» [1, с. 105]; у нас давно уже есть «третье понятие, изкоторого непосредственно вытекают и ментальное и физическое и благодаря которому их актуальная необходимая связь друг с другом станет длянас прозрачной» [Там же, с. 112].
Этим «третьим понятием» является понятие информации.
Здесь нет нужды анализировать его и существующие концепции информации, я подробно занимался этим в прежних работах (см., напр.: [6,7]); по этим вопросам существует обширнейшая литература (из последних монографий см.: [9, 10, 11] и др.). Я возьму только те определения информации, которые а) являются общепринятыми в научном сообществе (и эмпирическое опровержение которых сейчас «невообразимо»),б) достаточны для наших с Нагелем целей.
Информация необходимо воплощена в своем физическом носителе (не существует вне определенного физического объекта, процесса).2. Одна и та же информация (для данного типа самоорганизующихся систем) может быть воплощена (и передана) разными посвоим физическим свойствам носителями. Я называю это принципоминвариантности информации по отношению к физическим (химическим, субстратным, пространственным, временным) свойствам ее носителя. Сокращенно – ПИ).3. Информация может служить фактором управления, т. е. причиной определенных изменений в самоорганизующейся системе (поскольку употребляется понятие самоорганизующейся системы, необходимо очертить его объем. Сюда относятся, по крайней мере, биологические,биосоциальные, технические и общественные системы).Из этих трех исходных положений (попытайтесь их опровергнуть!)вытекают важные следствия:
- одна и та же информация может кодироваться поразному, перекодироваться, иметь различные кодовые формы;
- информация существует лишь в определенной кодовой форме, которую и представляет ее носитель;
- управление осуществляется на основе сложившейся кодовойзависимости, которая являет собой определенное соответствие междусвойствами носителя информации в их конкретной пространственновременной упорядоченности и его «значением» для самоорганизующейсясистемы, т.е. собственно информацией, при этом результат управляющего действия определяется не физическими свойствами носителя самого по себе, а именно информацией в силу ПИ.
Остановимся на этих следствиях подробнее. Поскольку информация несуществует вне своего носителя, она не существует вне и помимо определенной кодовой формы, говоря короче, вне кода. То, что именуется расшифровкой кодов, «декодированием», в действительности представляет собойперевод «непонятного» кода в «понятный». Это означает, что есть два типакодов. Первый сразу «понятен» системе (подсистеме), которой он адресован,не требует специальной операции декодирования, я называю его «естественным» кодом. Второй, для того, чтобы стать «понятным» системе, требуетдекодирования, я называю его «чуждым» кодом. Но декодирование, расшифровка кода (это особенно важно подчеркнуть!) есть не что иное, какперекодирование, т.е. перевод «чуждого» кода в «естественный». Еслиинформация «понятна» системе, т.е. представлена в форме «естественного» кода, то это означает, что она служит или способна служить в нейфактором ее целесообразного функционирования, фактором управления (поддержания и развития самоорганизации, реализации ее целей).
В сложной самоорганизующейся системе (элементы и подсистемыкоторой также являются самоорганизующимися системами, напримерорганизм и его клетки) управление осуществляется на основе сложившейся в филогенезе или онтогенезе цепи кодовых зависимостей, образованных «естественными» кодами.
Приведенные выше три исходных положения и их краткие пояснения достаточны для наших целей. Теперь сделаем следующий шаг. Онсостоит в том, чтобы признать правомерность определения «ментального» в качестве информации.
Здесь, однако, следует уточнить терминологию, которая используетсяНагелем: «ментальное», «духовное», «субъективное», «феноменологическое», «сознание» и др. Как уже отмечалось выше, эти термины не равнозначны, но все они в той или иной степени фиксируют уникальное свойствопсихических явлений – состояние наличного субъективного переживания.Понятие психического является более широким, так как охватывает и область бессознательного, и такие аналитически вычленяемые особенностиличности, как темперамент, характер и др. Поэтому будет лучше использовать термин «субъективная реальность» (или «явление субъективной реальности»), имея в виду текущее осознаваемое переживание, которое, впрочем,можно обозначить также и термином «явление сознания».
Вполне естественно утверждать, что всякое явление субъективной реальности (всякое явление сознания) есть информация, ибо оно интенционально,что-то отображает, есть определенное «содержание», знание, есть имеющеезначимость и способное служить для тех или иных целей. Информация женеобходимо воплощена в своем материальном носителе, которым в данномслучае является определенный нейрофизиологический процесс (согласно современным научным представлениям – определенная мозговая нейродинамическая система). Этим, в принципе, решается вопрос о необходимой связи«ментального» и «физического» (сознания и мозговых процессов).
Однако, следует уяснить особенности этой необходимой связи. Длякраткости дальнейшего изложения обозначим всякое явление субъективной реальности через А, а мозговой нейродинамический носитель такогорода информации через Х. Связь между А и Х является не причинной, афункциональной, она представляет собой сложившуюся кодовую зависимость. Последняя выражает отношение «представленности» даннойинформации в данном конкретном (по своей организации и физическимсвойствам) носителе для данной самоорганизующейся системы. Х естьспецифический код А, вне которого А не существует. А и Х суть явленияодновременные, что свидетельствует именно о функциональном, а не опричинном характере необходимой связи между ними; это означает, чтоони – явления, если так можно выразиться, однопричинные (т.е. следствия одного и того же действия).
И здесь хотелось бы возразить Нагелю по поводу его оценки концепции функционализма как якобы неадекватной для решения проблемы сознания и мозга. Главный его аргумент связан с тем, что в западной литературе называют «логической возможностью зомби», т.е.логической возможностью функционального описания существа, которое начисто лишено сознания, хотя идентично по своим функциям всемфункциям организма человека и его мозга. Слабость этого аргумента втом, что понятие функции неоправданно сужается, оно ограничиваетсятолько физиологическими и поведенческими актами; из него почему-тоисключаются «ментальные функции». Это и создает впечатление о логической возможности «зомби». Но даже если ограничиться столь узкимприменением понятия функции, то и тогда остаются большие сомненияв логической возможности «зомби», ибо совсем неясно, достигнута лиидентичность в описании всех физиологических функций человека и гипотетического существа. Если она действительно достигнута (что трудносебе представить), то тогда возникает сильная логическая возможностькак раз того, что это существо обладает и сознанием.
Что касается приводимого Нагелем «обратного» тезиса функционализма, что мыслим «сознательный субъект с такой же внутренней жизнью, как наша… но у которого вместо мозга – электронные цепи» ([1,с. 108]; заметим, что тут автор включает в разряд функций и сознание,«ментальное»), то такое положение вполне логически возможно. Ононесколько эмоционально перефразирует известный тезис об изофункционализме систем, т.е. о возможности воспроизведения одних и тех же функций на разных (по своим физическим, химическим, структурнымсвойствам) субстратах, что в данном случае вытекает из принципа инвариантности информации по отношению к субстратным свойствам ееносителя (ПИ). Такая концептуальная установка не только стимулируетширочайшие перспективы технического конструирования, развития компьютерных технологий и, что особенно важно, протезирования элементов и органов в медицинской практике, но вместе с тем небиологическихформ эволюции человека и изменений всего предметного облика нашейцивилизации. Она позволяет мыслить вероятность существования воВселенной братьев по разуму с совершенно иной субстратной основойи организацией.
Важно учитывать, что концепция функционализма, выступающая в качестве альтернативы радикальному физикализму, является весьма широкой, охватывает сферу неживой природы, техники, биологических и биосоциальных систем, социума в его многообразных динамических структурах.В области проблемы сознания и мозга она фигурирует в виде своих общихположений и полностью совместима с предлагаемым мной информационным подходом к решению указанной проблемы. Она позволяет глубжеуяснить сущность функциональной связи, специфику кодовой зависимости, а тем самым и природу субъективной реальности в качестве особоготипа информационного процесса, особого способа «представленности»информации для высокоразвитой самоорганизующейся системы и ее отношений с другими типами информационных процессов и другими способами«представленности» информации.
А, как определенное «содержание», т.е. собственно информация,представленная мозговым кодом типа Х, может при сохранении «содержания» перекодироваться, быть представленной в других типах кодов,например, посредством комплекса графических знаков, набора звуков ит.д.; подобные коды способны существовать вне личностей и независимоот них. Однако качество субъективной реальности здесь исключается. Этокачество необходимо связано лишь с определенным типом мозговых кодов.Оно связано также с бихевиорально-экспрессивным кодом (двигательныеакты, выражение глаз и т.п.) и речевым кодом, но только мозговой нейродинамический код типа Х является для него фундаментальным.
С предлагаемых теоретических позиций определенный смысл имеети сакраментальный вопрос о пространственных характеристиках, о локализации явлений субъективной реальности. Как всякая определенная информация, явление субъективной реальности находится в своемкоде, который представляет собой нейродинамическую систему, обладающую конкретными пространственными и временными свойствами.Вместе с тем одна и та же информация может быть воплощена в разных кодах и, следовательно, иметь различное пространственное размещение, она может быть транспортирована из одного места в другое илитиражирована, т.е. находиться одновременно в разных местах. При этомместоположение информации не затрагивает ее «содержания».
Последнее относится и к явлениям субъективной реальности. То жесамое можно утверждать о значении, содержании начертанного слова.Допустимо ли приписывать «значению» («смыслу») длину, высоту ит.п.? Здесь две системы понятий, не имеющих между собой прямых логических связей (одна из них принадлежит классическому физикалистскому естествознанию, другая – гуманитарному знанию). Для их связинужны посредствующее категориальные звенья, одним из которых какраз и выступает понятие информации.
Между тем вопрос о местонахождении информации становится весьмасущественным, когда возникает задача диагностики кодового объекта(т.е. носителя информации, объекта, суть которого не в его физических,субстратных, структурных свойствах, а в его функциональном значении,в том, что именно и для чего он «представляет») и когда возникает задача расшифровки кода, постижения информации, заключенной в кодовомобъекте. Если мы хотим «присвоить» эту информацию (сделать ее местообитанием наш мозг), то мы должны найти хотя бы одно конкретное место,где она существует – конкретный кодовый объект (предметный, знаковыйи т.д.) или конкретного человека, в мозговых кодах которого воплощенаинтересующая нас информация. Принятые выше исходные теоретические посылки позволяют дать обоснованные ответы на другие ключевыевопросы, связанные с попытками решения проблемы сознания и мозга.
Как объяснить, что объективно существующий в мозгу человека нейродинамический код переживается им в качестве субъективной реальности? Как, например, возможно субъективное переживание образа воспринимаемого мной сейчас дерева, если объективноего в мозгу нет?Оставим в стороне одиозные ответы на этот вопрос, согласно которым вмозгу во время восприятия возникают химические копии образа (или иныеего дубликаты). Между тем многие серьезные авторы считают, что нужно допустить наличие в мозгу специального механизма декодирования, переводящего код в образ. Однако такое допущение порождает дополнительные трудности. (Тут явно не обойтись без пресловутого гомункулюса!)
Главное в том, что невозможно ведь избавиться от кодовой формы образа, который представляет собой информацию о внешнем предмете. А какбыть, если в качестве информации выступает не чувственный образ, а некоторая абстракция, например мысль о бесконечности, которая занимаетменя в данную минуту? Как и во что здесь нужно декодировать мозговойнейродинамический код этой мысли? Ведь декодирование есть перекодирование в «естественный» код, не более! Информация, представленная в «естественном» коде, непосредственно «понятна» самоорганизующейся системе (в данном случае мозговой эго-системе, представляющейнаше Я, – о ней подробнее будет сказано далее). Частотно-импульсныйкод на выходе сетчатки глаза сразу же «понятен» той мозговой структуре,которой он адресован. Значение слова «дерево» сразу понятно человеку,знающему русский язык; ему не нужно специально анализировать физические и структурные свойства этого кода. Декодирование требуется, когдамы имеем дело с «чуждым» кодом, но оно означает лишь преобразованиеего в «естественный» код. После того как найден и закреплен способ такого преобразования, «чуждый» код становится для самоорганизующейсясистемы «естественным», что знаменует акт ее развития.
Кодовая организация носителя информации никогда «не похожа» нато «содержание», которое составляет воплощенная в нем информация.Что может быть общего в организации элементов букв и всех графических компонентов слова «дерево», с одной стороны, и его «содержанием», т.е. информацией о соответствующем внешнем объекте, о дереве – с другой. Тут нет ни малейшего подобия. Однозначное соответствиемежду информацией и «устройством», организацией ее кода носит совершенно иной характер, не имеющий, как правило, ничего общего сотношением копирования и подобия в указанном выше смысле (вопрособ отображении одного объекта в другом, об отношениях гомоморфизма и изоморфизма, о способах кодирования информации составляетспециальную тему, обсуждать которую здесь нет возможности).Всё сказанное выше относится и к соответствию между явлениемсубъективной реальности и его мозговым кодовым носителем. Искатьтут, как уже говорилось выше, копирование и подобие бессмысленно.К этому, однако, склоняет веками укоренявшийся в нашем сознании физикалистский тип мышления, которому трудно, невозможно допуститьдругое объяснение. Вот и у Нагеля встречаются рецидивы такого рода: «Номы не можем видеть, – пишет он, – каким образом самое подробное описание того, что происходит в мозгу, может исчерпывающим образом объяснить вкус сигары, даже если бы мы смогли увидеть, как это описаниеобъясняет все физические эффекты такого восприятия. И пока этот провалв объяснении остается, отождествление рассматриваемых нами состоянийбудет проблематичным» ([1, с. 105]; см. также с. 102, где автор говорит, чтонам необходимо «какое-то видение или представление самого студенистогомозга, который в свете своего понимания люди смогут увидеть как ощущающий вкус шоколада. И хотя в настоящее время это немыслимо, я думаю,именно этого нам придется достичь, чтобы добраться до истины в этих вопросах»).
На самом деле тут нет никакого «провала в объяснении», если иметь ввиду не обнаружение некоего подобия (которое можно «увидеть»), а выяснение кодовой зависимости между ощущением вкуса сигары (шоколада), т.е.данной информацией, и ее носителем, мозговым нейродинамическим эквивалентом. «Отождествление» же не «будет проблематичным», если устанавливается необходимая связь между ними и принимается, что они не могут бытьразделены в пространственном и временном отношениях. Это «отождествление», как признает сам Т. Нагель, не есть редукция одного к другому.
Тут возникает важный и весьма интересный вопрос: как представлена (дана) для самоорганизующейся системы информация и как представлен для нее кодовый носитель этой информации?
«Естественный» код как определенная упорядоченность его физических свойств, субстратных элементов является для самоорганизующейсясистемы, если так можно выразиться, прозрачным – как в том смысле, чтосоставляющие его свойства, элементы не дифференцируются, выступают вкачестве целостности, сразу «открывающей» воплощенную в ней информацию в случае «внешнего» «естественного» кода (например, хорошо известные слова родного языка), так и в том смысле, что кодовый носительи его организация совсем не отображаются на сознательном и вообще напсихическом уровне в случае «внутренних» «естественных» кодов.
Важно учитывать, что и «естественные» и «чуждые» коды могутбыть внешними и внутренними для данной самоорганизующейся системы, что обусловливает специфику задач, связанных с их декодированиеми перекодированием. Я выделяю два вида задач расшифровки кода: 1) «прямую», когда дан кодовый объект и требуется выяснить информацию, которая в нем содержится (здесь налицо «чуждый» код), и 2) «обратную», когда дана определенная информация и требуется установить ее носитель и его кодовую организацию; здесь мы имеем дело с «естественным» кодом, и такая задача является, как правило, более трудной (см. об этом подробнее: [5]). Мозговые коды типа Х являются внутренними «естественными» кодами. Воплощенная в них информация (А) дана индивиду непосредственно, в виде явлений его субъективной реальности (его чувственных образов, мыслей и т.п.). При этом «устройство» мозгового нейродинамического кода и вообще наличие этого кода каждым из нас совершенно не отображается. Нам дана информация как бы в «чистом» виде, т.е. мы не чувствуем процессов, совершающихся при этом в нашем мозгу, не отображаем их на психическом уровне. Когда человек размышляет о чем-нибудь, он оперирует информацией, данной ему в «чистом» виде. Такого рода данность информации в «чистом» виде и способность оперировать ею представляют кардинальный факт нашей психической организации. Но этот несомненный факт (что мы переживаем образ предмета или думаем, но при этом не знаем, что происходит в то же время в нашем мозгу) стоит осмыслить. Важно попытаться объяснить, почему наша психическая организация устроена именно так (это должно послужить и для более углубленного ответа на поставленный выше первый вопрос).
Почему в явлениях субъективной реальности человеку данаинформация об отображаемых объектах, а также информация оних самих (характерная для актов сознания рефлексивность), носовершенно отсутствует отображение носителей этой информации (т.е. не содержится никакой информации о собственныхмозговых кодах)?Краткий ответ: в силу ПИ2. Так как одна и та же информация можетсуществовать в разных кодах, отображение конкретных свойств носителяинформации является для самоорганизующейся системы в большинстве
Разумеется, из ПИ не вытекает безразличие кодовой формы для самоорганизующейсясистемы, им подчеркивается лишь то, что она может быть разной. В ходе биологическойэволюции и антропогенеза совершается отбор наиболее целесообразных кодов (экономичныхв энергетическом отношении, лучше и проще организованных по тем или иным параметрам – пространственному, временному и др.). В итоге некоторые формы кодов оказываютсястабильными для всей истории самоорганизующихся систем или для отдельных ее весьма длительных периодов (кодовая система ДНК, частотно-импульсный код в нервной системе, язык случаев несущественным. Для эффективного функционирования ей нужнаинформация как таковая (информация о внешних объектах и ситуациях, онаиболее вероятных изменениях среды и способах взаимодействия с нею, особственных системных состояниях и изменениях и т.п.). Поскольку поведенческий акт определяется именно семантическими и прагматическимипараметрами информации, а не конкретными свойствами ее носителя,ибо они могут быть разными, постольку в ходе биологической эволюциии антропогенеза способность отображения носителя информации неразвивалась, но зато усиленно развивалась способность получения самойинформации, расширения ее диапазона, способность более эффективногооперирования ею и использования ее для управления и саморазвития.
На этом пути в процессе антропогенеза и возникает сознание как новое качество (в сравнении с психикой животных), что, естественно, связано с возникновением и новых кодовых форм хранения, преобразования и передачи информации (прежде всего – языка). Суть этого новогокачества можно определить в данном контексте как способность такогооперирования информацией, при котором, по сути, неограниченно может воспроизводиться информация об информации. Это создает характерное для сознания «двойное» отображение (сквозь призму модальностей «Я» и «не-Я»), а тем самым способность абстрактного мышления,творчества, личностного самоотображения, целеполагания и волеизъявления. Лишь при таком типе оперирования информацией возможна танеограниченная свобода движения в сфере субъективной реальности (в мечтах, размышлениях, упованиях, фантазиях, экзистенциальныхрефлексиях и т.п.), которая составляет источник не только творчествавысших ценностей и смыслов, но и бесплодного блуждания в своемвнутреннем мире, а также возможность юродства, безумия, фанатизма, абсурда, суицида.
Чтобы эффективно управлять самим собой, необходимо выстроить всебе, в своем организме и нервной системе новую цепь кодовых зависимостей, которая бы обеспечила не только разумный проект самопреобразования, но и достаточную энергетику для его реализации. Допустимопредполагать возможность существенных преобразований нашей субъективной реальности в ее ценностно-смысловых и интенциональных аспектах путем познания и преобразования ее кодовой организации. Теоретически мыслимы иные типы субъективной реальности по сравнениюс известными. Один из таких теоретически мыслимых вариантов может заключаться в том, что некоторый внеземной тип субъективной реальности способен предоставлять самоорганизующейся системе не толькоинформацию об отображаемых в ней объектах и вместе с тем информацию об информации, как это свойственно людям, но также информацию о внутреннем носителе информации (его кодовой организации,механизмах функционирования, обеспечивающих субъективное переживание данной информации). Можно думать, что такой тип субъективной реальности связан с иным типом социальной самоорганизации (посравнению с земной), ибо способность непосредственного отображениявнутреннего носителя информации и воздействия на него означала быкачественно более высокую способность самоотображения и самоуправления индивида, т.е. его самосовершенствования (преобразованияценностно-смысловой структуры субъективной реальности на основекачественно высшей творческой активности, направленной на созидание духовных, в том числе пока, наверное, немыслимых для нас экзистенциальных ценностей).
Перейдем теперь к более детальному рассмотрению вопросов, связанных с действенной стороной явлений субъективной реальности.
Каким образом явление субъективной реальности (А), которому нельзя приписывать физические свойства, способно служить причиной телесных изменений?В общих чертах на этот вопрос уже был дан ответ: оно воздействуетна телесные процессы, управляет ими в качестве информации. Как ужеговорилось, мы имеем здесь дело с информационной причинностью,точнее, с ее видом – психической причинностью. Отличие этого типапричинности от физической причинности определяется ПИ, тем, чтооно носит кодовый характер. Психическое причинение осуществляетсяцепью кодовых преобразований и его результат определяется содержательными, ценностными и оперативными характеристиками информации (А), воплощенной в мозговом коде (Х).
Если А есть намерение совершить какое-либо сравнительно простоедействие (скажем, я хочу взять лежащий передо мной карандаш и беруего), то цепь кодовых преобразований построена, как правило, по иерархическому принципу и является хорошо отработанной в филогенезеи онтогенезе (имеется в виду последовательное и параллельное включение кодовых программ движения руки и сопутствующих ему других телесных изменений, а также кодовых программ энергетического обеспечения всего комплекса этих изменений). Разумеется, то, что именуетсяпроизвольным действием, требует более конкретного описания. Я ограничился самыми общими моментами объяснения «механизма» воздействия явлений субъективной реальности на телесные процессы. В этомплане хотелось бы, однако, кратко обсудить еще два вопроса.
Как объяснить «воздействие» одного явления субъективнойреальности на другое (когда одно из них вызывает направленноеизменение другого, например одна мысль влечет другую и т. п.)?То, что одна мысль способна вызывать, порождать другую, являетсяповсеместным фактом нашего опыта. Однако научное описание этоговызывает большие трудности из-за неразработанности методов дискретизации континуума субъективной реальности, взятого в его актуальном плане, в динамике его многомерного «содержания». Поэтому,когда говорят об отдельном явлении субъективной реальности и темболее о воздействии одного из них на другое, то нужно установить, покаким признакам его можно выделять, отличать от другого. Это – весьма сложная задача.
Но допустим, что мы можем корректно провести такое различение3. Обозначим одно из них А1, другое – А2. Тогда, если А1 вызывает А2, тоэто равносильно кодовому преобразованию Х1 в Х2. Здесь так же имеет место информационная (психическая) причинность. Ведь внутренний«механизм» следования А2 из А1 принципиально не отличается от техслучаев, в которых субъективное явление вызывает определенное телесное изменение. Различны лишь контуры кодовых преобразований, теподсистемы, в которых они совершаются. В случаях, когда одна мысльвлечет другую, наиболее вероятные пути кодовых преобразований типаХ, «пути следования» заданы усвоенными нормами культуры. Эти нормы(логические, моральные и др.) определяют схемы действий во внутреннемплане, наиболее вероятные «пути» содержательных изменений в сфересубъективной реальности, что особенно заметно на примере логическихнорм, которые довольно жестко ограничивают такие «пути следования»на дискурсивном уровне мыслительного процесса.
Однако всякое отдельное явление субъективной реальности принадлежит данному уникальному «Я» и несет на себе его печать, оно есть момент целостной субъективной реальности, существующей только вконкретной и неповторимой личностной форме. Эта целостность, определяемая нашим «Я», представлена в мозговой эго-системе, котораяобразует высший уровень мозговой самоорганизации и в сфере которойфункционируют кодовые структуры типа Х. Другими словами, направленность кодовых преобразований данного типа обусловлена также иуникальностью этой эго-системы, а потому является в ряде отношенийнепредзаданной, зависящей от личностных особенностей, в том числе оттакого личностного параметра как волеизъявление. И здесь возникаеттрадиционный вопрос о свободе воли, который всегда стоял в центре дискуссий по проблеме сознания и мозга.
Как объяснить феномен свободы воли и его совместимость сдетерминированностью мозговых процессов?Здесь нет возможности, да и нужды, вдаваться в подробный анализ феномена свободы воли. Для наших целей достаточно признать, что в некоторых случаях человек осуществляет действия (в практическом или хотя бы всубъективном плане) по своей личной воле, по своему желанию, что в некоторых случаях он совершает выбор по своему внутреннему побуждению. Этидействия не могут быть однозначно детерминированы внешними факторамии предполагают для своего объяснения неотчуждаемую от личности способность ответственной деятельности и вместе с тем творческую способность.
Вряд ли можно отрицать, что, по крайней мере, в некоторых случаяхчеловек может управлять движением своей мысли, оперировать по своей воле теми или иными явлениями собственной субъективной реальности (представлениями, интенциональными векторами), хотя в составе субъективной реальности есть такие классы явлений, которые либовообще неподвластны произвольному оперированию, либо поддаютсяему с большим трудом. Но признание пусть частичной способности «Я»оперировать явлениями субъективной реальности, т.е. информацией в«чистом» виде, означает вместе с тем следующее.
Если я могу по своей воле оперировать своими явлениями субъективной реальности, т.е. переводить А1 в А2 и т.д., то это, как уже отмечалось, равносильно тому, что я могу по своей воле оперировать их кодамиХ1, Х2 и т.д., которые представляют собой определенным образом организованные мозговые нейродинамические системы. Следовательно, я могу, какбы это странно ни звучало на первый взгляд, оперировать по своей воленекоторым классом своих мозговых нейродинамических систем, т.е. управлять ими. Более того, это означает, что я могу оперировать не тольконекоторым наличным множеством собственных мозговых нейродинамических систем, активировать и дезактивировать их определенную последовательность, но и формировать направленность кодовых преобразований (втех или иных пределах) и, наконец, создавать новые кодовые паттерны типаХ, небывалые разновидности собственных нейродинамических систем.
Нельзя же отрицать, что человек своим творческим усилием продуцирует оригинальные мысли, уникальные художественные образы. Этиновообразования в сфере его субъективной реальности имеют свое необходимое кодовое воплощение в его мозговой нейродинамике. Но субъективная реальность, как целостность, есть непрерывная историческая цепьновообразований, творцом которой, так или иначе, выступает наше «Я».
Поскольку способность новообразований в сфере субъективной реальности равнозначна способности новообразований на некотором уровнемозговой нейродинамики (кодовой организации типа Х), то это дает основание говорить о постоянной возможности расширения диапазонавозможностей саморегуляции, самосовершенствования, творчества. И это относится, конечно, не только к управлению своими психическими процессами, но и к управлению телесными процессами, к психосоматическим контурам саморегуляции. Не вызывает сомнения, что когдачеловек, как говорят, силой воли подавляет боль (или когда йог, например, вызывает у себя замедление сердечного ритма), то это означает, чтоон формирует у себя такие паттерны мозговой нейродинамики, такую цепькодовых преобразований, которые «пробивают» новый эффекторный путьи «захватывают» вегетативный и другие нижележащие уровни регуляции,обычно закрытые для произвольного, сознательного управления.
Но способность управлять собственной мозговой нейродинамикойможет быть истолкована только в том смысле, что нейродинамическиесистемы типа Х, взятые в их актуальной и диспозициональной взаимосвязи, являются самоорганизующимися, образуют в мозгу человеческого индивида личностный уровень мозговой самоорганизации (уровень мозговой самоорганизующейся эго-системы). Другими словами,сознательное «Я» со всеми его гностическими, ценностными и волевымиособенностями представлено в функционировании мозговых нейродинамических систем типа Х как самоорганизующихся систем.
Следовательно, акт свободы воли (как в плане производимого выбора,так и в плане генерации внутреннего усилия для достижения цели) есть акт самодетерминации. Тем самым устраняется тезис о несовместимости понятий свободы воли и детерминизма, но последнее должно братьсяв смысле не только внешней, но и внутренней детерминации (задаваемойпрограммами самоорганизующейся системы). Такого рода информационное причинение как раз и выражает акт самодетерминации. И это не оставляет никакого места злополучному гомункулюсу.
При таком подходе можно наметить перспективные направленияисследования тех уровней мозговой организации, которые представляют нашу эго-систему – кодовое воплощение индивидуально-целостнойсубъективной реальности человека. Методологическим ключом здесьслужит принцип самоорганизации, который уже достаточно апробировансовременной наукой. Этот принцип позволяет раскрыть функциональное единство самоотображения и самоуправления и придать конкретныйсмысл понятию самодетерминации.
Я оставил в стороне рассмотрение проблемы сознания и мозга в плане философской онтологии. Это, конечно, существенный аспект даннойпроблемы, которая, тем не менее, является по преимуществу научной,а не философской и требует своей разработки именно научными средствами – для решения насущных практических задач. Хотелось бы, однако, подчеркнуть, что изложенная выше информационная концепцияхорошо коррелирует с материалистическим мировоззрением и служит вопределенной степени его обоснованию, так как показывает, что духовное (ментальное, психическое) выступает в качестве функциональногосвойства («эмерджентного свойства», как говорит выдающийся нейрофизиолог Р. Сперри – см.: [13]) высокоорганизованных материальныхсистем. Развитие этого свойства отчетливо прослеживается в ходе биологической эволюции, что служит важнейшим аргументом. Кроме того,трактовка явлений сознания в качестве информации снижает степень ихоригинальности в ряду других явлений реальности, сближает их с ними.Это позволяет не драматизировать утверждение . Нагеля и многих егозападных коллег о наличии тут «пропасти» и «провала в объяснении».