Обман есть феномен коммуникации и потому может рассматриваться прежде всего в рамках структуры и функций коммуникативных актов.
Как уже отмечалось, анализируя обман, следует различать действие и результат, а тем самым производителя, объект и жертву обманного действия. Обман как действие всегда имеет автора и исполнителя, которые могут, правда, сохранять анонимность (в ряде случаев лишь при соблюдении этого условия обман может достигнуть своей цели).
Тот, кто обманывает (т.е. «обманывающий»), производит дезинформирующее действие. Чаще всего это устное или письменное сообщение, которое воспринимает тот, кого рассчитывают обмануть (т.е. «обманываемый»). Однако «обманываемый» далеко не всегда оказывается «обманутым». «Обманываемый» – это тот, кто пока еще не обманут или уже разоблачил обман, кто занимает выжидательную или скептическую позицию либо знает, что воспринятое им сообщение является по своему содержанию ложным, неправильным, несправедливым и т.п. «Обманутый» же верит в его подлинность, принимает его как истинное, правильное, справедливое и т.п., а постольку сообразует с ним свои мнения, оценки, решения, действия.
Учитывая все это, первый шаг в анализе структуры обмана предполагает выделение и описание трех качеств:
- «обманывающего»,
- «обманываемого»,
- «обманутого».
Разумеется, конкретный социальный субъект, скажем, данная личность или данный коллектив, способен совмещать в себе одновременно и в самых разных отношениях качества «обманывающего», «обманываемого» и «обманутого». Более того, эти качества могут определяться не только относительно другого субъекта, но и относительно самого себя (например, данный человек выступает как обманывающий себя, а значит, является и обманываемым, и он же может осуществить самообман, т.е. стать обманутым собой).
Теперь следует определить, какие именно социальные субъекты способны выступать носителями указанных качеств и как эти субъекты взаимодействуют между собой. Не претендуя на строгую классификацию, попытаемся обозначить их основные типы, следуя сложившейся традиции:
- индивидуальный субъект (отдельный человек, личность);
- коллективный субъект (образующие коллектив лица, связанные между собой различными, нередко весьма тесными отношениями – родственными, деловыми, идейными и т.п.; большей частью они составляют определенную организацию с разной степенью сплоченности ее членов – от того, что именуют «мафией», до обычного производственного коллектива или добровольного объединения по интересам);
- массовый субъект; (определенные слои общества, большие социальные группы, классы, народы).
К этому следует сделать одно уточнение. В рамках коллективного и массового субъектов желательно выделить понятие институционального субъекта, поскольку оно призвано выразить специфический случай организации коллективного и массового субъектов. Сюда относятся государственные органы и учреждения, партии, церковные, общественные и производственные организации, банки, фирмы, структуры средств массовых коммуникаций – все, что подходит под категорию социального института.
Каждый из трех выделенных субъектов способен выступать в роли «обманывающего», «обманываемого» и «обманутого» и, как уже отмечалось, может фактически одновременно совмещать в себе эти качества в самых разнообразных отношениях. Разумеется, тут требуется конкретно-исторический подход. Но в общетеоретическом плане для анализа обмана как социального феномена надо рассмотреть следующие вопросы: «кто обманывает?», «кого?», «как?» и «зачем?». Четкий ответ, по крайней мере, на первые два вопроса обязателен при попытках осмыслить структуру обмана.
Поскольку выделенные субъекты характеризуют разновидности «обманывающих», «обманываемых» и «обманутых», отношения между ними выражают в общих чертах многомерную структуру обмана в социуме. Зафиксируем эти очень простые, но весьма существенные и типичные отношения.
- Индивидуальный субъект может выступать как «обманывающий», «обманываемый» и «обманутый». Он может обманывать другого индивидуального, коллективного, массового (в том числе институционального) субъекта и, наконец, самого себя. Соответственно он может быть обманываемым и обманутым со стороны другого индивидуального, коллективного, массового (в том числе институционального) субъекта и, наконец, самого себя.
- Коллективный субъект также способен быть «обманывающим», «обманываемым» и «обманутым». Он может обманывать индивидуального, другого коллективного, массового (в том числе институционального) субъекта и самого себя. Соответственно он может быть обманываемым и обманутым со стороны индивидуального, другого коллективного, массового (в том числе институционального) субъекта и самого себя.
- Массовый субъект тоже может выступать в роли «обманывающего», «обманываемого» и «обманутого». И он тоже способен обманывать индивидуального, коллективного, другого массового субъекта и самого себя. Вместе с тем он может быть обманываемым и обманутым со стороны индивидуального, коллективного, другого массового субъекта и самого себя. Здесь нужно отметить один существенный момент. Когда речь идет о массовом субъекте, вряд ли возможно приписывать ему способность производить намеренный обман. Последняя присуща индивидуальному, коллективному и институциональному субъекту.
- Следует специально учесть и те случаи, когда институциональный субъект обманывает другого институционального субъекта, массового субъекта и самого себя.
Мы намеренно перечислили все мыслимые отношения, характеризующие социальную структуру обмана (т.е. все варианты отношений, вытекающие из принятых посылок). Это, конечно, не более чем формальная операция, довольно простая модель того, что мы называем отношениями обмана в человеческом обществе. Но она позволяет упорядочить множество этих отношений, которые в наблюдаемой реальности переплетаются и сливаются друг с другом. Повышается возможность систематического анализа этих отношений, облегчается выдвижение альтернативных и во- обще иных подходов к концептуальному описанию и систематическому исследованию многоликого и многомерного феномена социального обмана.
Отношения обмана связаны прежде всего с защитой интересов – личных, групповых, классовых, национальных, государственных, континентальных (например, когда речь идет об интересах жителей; Австралии), общечеловеческих. Даже если учесть упрощенность приведенного перечня интересов, то и тогда их связи, переплетения демонстрируют большие трудности для систематического анализа всех форм и проявлений обмана (насколько нам известно, такой анализ в нашей литературе еще не производился).
Предложенная модель (схема) позволяет четко выделить и поставить фокус исследования отдельные отношения. Вместе с тем она дает своего рода общую панораму многомерного объекта, ибо зафиксированное в ней множество отношений допустимо рассматривать в целом, как отношения, существующие одновременно. К этому следует добавить, что в ней указаны не только тривиальные, эмпирически очевидные отношения, но и не вполне очевидные и даже вовсе не очевидные.
Возьмем, например, те отношения, когда индивидуальный субъект выступает как «обманываемый» или «обманутый» со стороны массового субъекта. Это можно интерпретировать в довольно широком диапазоне вариантов. Вот один из них: принято рассуждать в том смысле, что класс способен обманывать своего представителя или индивида, принадлежащего к другому классу. В самом деле, если классу как субъекту приписываются иллюзии, мифологические образования, ложные идеологические клише и если в их власти оказывается сознание индивидуального субъекта, то допустимо говорить о наличии здесь феномена социального обмана.
Перед нами – типичный путь формирования заблуждений, ложных символов веры: от общественного сознания к индивидуальному. Вспомним не только наших соотечественников в период советской власти, но и обманутых фашистской идеологией, многие аналогичные явления формирования ложной веры в условиях тоталитарных режимов. Конечно, тут перед нами особый случай, требующий специального анализа механизма обмана, хорошо отлаженного и постоянно совершенствуемого государственными органами, анализа тех форм идеологической деятельности, благодаря которым ложные идеи и оценки внедряются в индивидуальное сознание (первостепенный интерес представляют также способы поддержания правдоподобия ложных идей и оценок, ложных символов веры, в которых; заинтересован господствующий социальный субъект).
Более сложным вариантом рассматриваемого отношения является обман индивидуального субъекта со стороны такого «великого» субъекта, четкие определения которого затруднительны. Его обозначают обычно; терминами «народ», «общество» и нередко олицетворяют в виде «судьбы», «надежды», «жизни» и т.п. Этот неопределенный субъект, наделенный стихийными силами общественной жизни, есть нечто великое, своевольное, противо- стоящее отдельному человеку, властвующее над ним и потому виновное в его разочарованиях, несбывшихся надеждах, мечтах и ожиданиях, в горьких прозрениях, перечеркивающих прошлое как неподлинное, плохое, полное заблуждений, обмана, а отсюда ощущение или подозрение, что и настоящее лживо, неподлинно. Эти мотивы пронизывают всю историю цивилизации. Вот пример из древнеримских эпитафий:
Вырвался я, убежал. Судьба и Надежда, прощайте!
Нет мне дела до вас, вы надувайте других!
А это слова великого поэта Андреаса Грифиуса:
Вы бродите впотьмах, во власти заблужденья.
Неверен каждый шаг, цель также неверна.
Во всем бессмыслица, а смысла – ни зерна.
Несбыточны мечты, нелепы убежденья.
Подобные настроения индивидуальных субъектов, наблюдаемые во все эпохи (включая современную), обусловлены не только личными проблемами, но и состоянием общественной жизни; в ней усматривается обычно источник пессимистического сознания. Поскольку Богу нельзя приписывать злонамеренность, его замещает великий анонимный социальный субъект. И в этом – еще один вариант интерпретации рассматриваемого отношения.
Возвратимся к общей характеристике перечня отношений, образующих структуру обмана. Возникает впечатление, что в нем содержатся повторения, когда в одном пункте, например, речь идет о том, что индивидуальный субъект является «обманывающим» по отношению к коллек- тивному субъекту, а в другом пункте – о том, что коллективный субъект выступает как «обманываемый» или «обманутый» со стороны индивидуального субъекта.
Однако здесь есть тонкость, учет которой ослабляет указанное впечатление. Ведь от того, что, скажем, X обманывает Y, вовсе не следует, что Y является «обманываемым» и тем более «обманутым» со стороны X. Утверждение «X является “обманывающим” по отношению к Y» (т.е. «X обманывает Y») означает, что X совершает ряд действий (передает сообщения и т.п.), целью которых является введение в заблуждение Y. В свою очередь, чтобы быть «обманываемым», Y должен испытать некоторые воздействия со стороны X (воспринять исходящую от него информацию и т.д.). Качество «обманываемого» определяется произведенными изменениями в состоянии субъекта благодаря оказанному воздействию со стороны «обманывающего», а не просто тем, что этот субъект является целью его действий. Не так уж редки случаи, когда X желает обмануть Y, производит соответствующие действия, но они не доходят до Y, не производят в нем изменений (скажем, переданное ему дезинформирующее сообщение задержано кем-то, не получено адресатом, хотя X может считать, что оно получено Y). Таким образом, X выступает как «обманывающий» Y, но Y не является «обманываемым» со стороны X.
Как видим, есть основания различать описанные ситуации, а, следовательно, и соответствующие отношения, занимающие своеобразное место в структуре социального обмана.
Аналогичные уточнения надо сделать и в описаниях того, кто именуется «обманутым». Уже отмечалось, что «обманутый» – это поверивший ложному, неправильному сообщению. Но если X обманывает Y и последний оказывается «обманутым», то отсюда еще не следует, что он обманут со стороны X, ибо в том же интервале Y может находиться под воздействием не X, a Z, и быть жертвой обманных действий последнего. Качество обманутого определяется принятием дезинформирующего сообщения как достоверного, правдивого, точного и т.п., что чаще всего удостоверяется неадекватными действиями «обманутого», которые желательны для «обманывающего» и проектируются им. Однако эти действия еще не составляют необходимый признак «обманутого». Последний может совершенно не знать, что обманут, но может вместе с тем подозревать и даже точно знать, что обманут (зная же это, он может знать или не знать, кем он обманут).
Раскрытие обмана, будучи часто чрезвычайно важным социальным актом, способно предохранить от дальнейших неверных действий, но не отменяет качества «обманутого» (теоретически это качество допустимо относить не только к настоящему, но и к прошлому и будущему, хотя для определенных целей, конечно, важно различать временной индекс; например, «обманутый» в прошлом, осознавший и осмысливший этот факт, развивает в себе свойства, помогающие ему не стать жертвой обмана такого же типа в настоящем или в будущем). Не отменяет качества «обма- нутого» и то обстоятельство, что данный субъект является одновременно «обманываемым» (в другом плане) и выступает в роли успешно «обманывающего» (имеет «свои» жертвы обмана).
Остается сделать некоторые уточнения в характеристике «обманывающего». Конкретное рассмотрение структуры обмана во всех ее измерениях требует ответа не только на вопросы «кто обманывает?», «кого?» и «зачем?», но и на вопрос «как?». Анализ последнего вопроса предполагает описание в общем виде тех условий, способов и приемов, благодаря которым вершится обманное действие и производится качество «обманутого»; для этого нужно прежде всего выяснить типичные свойства «обманывающего» (речь пойдет только о намеренном обмане).
Прежде всего «обманывающий» – это субъект, решивший произвести дезинформирующее действие (передать ложное сообщение, скрыть подлинные факты, солгать, нарушить данное слово, обещание, оправдать бесчестный поступок, несправедливость и т.п.). Подобная решимость, независимо от вызвавших ее мотивов, ставит субъекта в особую позицию «закрытого коммуниканта», у которого подлинные цели действий тщательно скрываются, маскируются.
Решившись на обманное действие, субъект рассчитывает на его успех. Достижение успеха зависит, конечно, не только от свойств «обманывающего», но и от свойств «обманываемого». Однако важно выделить такие свойства «обманывающего», которые существенно содействуют его успеху.
Одним из наиболее благоприятных условий успешного обмана служит авторитетность «обманывающего» для «обманываемого». Благодаря этому свойству исходящее от первого сообщение принимается на веру либо, по крайней мере, ослабляется его критическая оценка, оправдывается расхождение между смыслом сообщения и наблюдаемыми явлениями.
Я отвлекаюсь от вопроса о качестве авторитета, но важно все же заметить, что он бывает фальшивым, «дутым», созданным опять-таки путем обманных действий. Наибольшие возможности для создания подобной авторитетности, естественно, у тех, кто располагает наибольшей властью, ибо, пользуясь ею, они пускают в ход мощные средства массовых коммуникаций, внушая то, что им выгодно. И здесь трудно обойти одну психологическую особенность: у людей явно или неявно действует потребность в абсолюте, в некой инстанции, располагающей непререкаемой истиной. Эта инстанция, олицетворяющая высший авторитет («бог», «царь», «великий вождь», «народ», «партия» и т.п.), и служит основанием для поддержания авторитета вершителя власти, ибо он присваивает себе право вещать и решать от ее имени.
Характерными свойствами «обманывающего» на уровне индивидуального субъекта являются хитрость, притворство, лицемерие, дипломатическая обходительность, позволяющая ускользать от определенных ответов и достигать дезинформирующего эффекта за счет полуправдивых, не вполне определенных утверждений. Нередко же обманные действия совершаются в форме фальсификаций, клеветы, сплетни, ложного доноса, демагогии, вероломных поступков. Однако подлинная суть этих действий тщательно скрывается, их субъект имитирует доброжелательные намерения, выступает под личиной честности, правдивости, искренности. Поэтому, как уже отмечалось, акт обмана является двухслойным: он несет и ложное, неверное по своему содержанию сообщение, и ложную, превратную, часто противоположную по своему действительному ценностному знаку форму действия. Лицемерие тоже может быть искусным, изысканно-утонченным, творческим. Талантливое лицедейство не раз состояло на службе у зла. Нам известны выдающиеся мастера коварства и обмана, деяния которых хорошо описаны (например, Эприй Марцелл, Талейран, Фуше, Сталин и др.).