Мещанская прослойка в российском общественном сознании всегда воспринималась как вполне зажиточная и небедная. Так ли это в действительности было. В известной монографии Б.Н. Миронова отмечено, что уровень материального благосостояния представителей этого сословия был в значительной степени неодинаковым [1, С. 220]. Подтвердила подобное мнение Л.В. Останина. Она пишет, что в Западной Сибири в первой половине XIX в. «с одной стороны, верхняя допустимая грань мещанского капитала ограничивалась необходимостью вступления в купеческие гильдии, с другой стороны, в среде мещан были группы, сильно отличавшиеся по своему имущественному положению» [2, С. 19]. Похожую картину представляют нам исследователи, изучающие мещанство региона в пореформенное время: «принадлежность мещан к одному социальному сословию, не означала их социальной однородности: одни мещане входили в состав мелкой буржуазии, другие становились наемными рабочими» [3, С. 59-60]. Таким образом, уровень материального благосостояния мещанства в России, по мнению исследователей, был достаточно разнообразным.
Имущественный состав мещанства проследить довольно трудно, так как мы располагаем ограниченным кругом источников учета населения. Этот вопрос можно выяснить в определенной мере по данным городских обывательских книг. Но даже в этих источниках сумма объявляемого мещанами капитала зафиксирована не всегда. В городской обывательской книге Томска за 1789-1800 гг. количество мещанских семей, объявивших свои капиталы составляло 10,9%, их сумма колебалась от 25 до 500 рублей (при минимальном купеческом капитале 1000 руб.) [4, Л. 290-308]. Наибольшая доля мещан объявила капитал в размере от 100-200 рублей – 35 семей (53,8%). Капитал до 100 рублей был заявлен 12 мещанскими семьями (18,5%), от 200 до 400 рублей – 13 (20%). Доля семей с самыми высокими капиталами оказалась небольшой (400-500 рублей – всего 7,7%, 5 семей). 500 рублей было записано за двумя семьями – семьи мещанина Былина Николая Ивановича и мещанина Наскова Прокопия Васильевича. Обе семьи занимались торговлей, как, впрочем, и большинство всех остальных состоятельных мещан. Среди 65 семей, объявивших свои капиталы только 6 из них, занимались не торговой деятельностью – это были ямщики, 1 «кожевенный заводчик», 2 семьи «кормились от разных услуг».
Бескапитальные мещане составляли основную массу в этой страте – 89,1%. Подобная ситуация складывалась и в Тобольской губернии. Основная масса мещан и здесь была бескапитальной. Например, в Туринске в 1819-1821 гг. такие мещане составляли 95,2%, в Таре 1792-1794 гг. – 76,7%. Капитал других мещан колебался от 5 до 600 руб. в конце XVIII в. [2, С. 19]. Среди западносибирских мещан наиболее богатые их представители проживали в Тюмени. Здесь в период 1789-1791 гг. «капитальные» мещане составляли 48,3%. В первой половине XIX в. ситуация в этом городе похоже значительно не изменилась. По данным В.В. Рабцевич, в Тюмени в этот период «19 семей мещан объявили капитал от 1 тыс. до 3 тыс. руб. (при минимальной норме купеческого капитала 8 тыс. руб.)» [5, С. 121]. Относительно высокую, в сравнении по Сибири жизнь, мещане Тюмени занимали, возможно, из-за определенных успехов в промышленности, в частности в кожевенной. По мнению исследователей, этим город обязан благоприятному географическому положению [6, С. 114].
Жизнь сибирских мещан дореформенного периода в описаниях современников довольно неоднозначна. П.И. Небольсин, проезжая в 1847 г. по Томской губернии, остановился у мещанина Василия Сизых, который оказался управляющим золотого прииска. Проживал он в «очень хорошеньком двухэтажном домике». Внутреннее убранство дома изобиловало роскошью: мебель, сделанная «из простой сосны под орех», «огромный белый комод». Сам мещанин выглядел не хуже: «плотен… рыжие усы, бакенбарды и эспаньолка безукоризненны», «надет зеленый бархат, подбит белкою халат» [7, С. 84-287].
Другой современник говорил, что мещане в Сибири ходят «почти все в сюртуках и значительною частию даже во фраках». В своей статье «О Сибири». О. Грыцько полемизирует с ним и доказывает обратное. «Сибирские мещане во фраках? Творец небесный! Да в Сибири и из купцов-то имеет фрак разве только сотый, да и тот большею частию по какой-нибудь печальной необходимости облачается в эту непригодную для купца одежду. Что же касается мещан, то в Сибири нет класса более бедного, более, если хотите жалкого, как мещане, по причине совершенного почти отсутствия торгового и промышленного движения в городах. Разумеется, исключения есть, но большею частию мещане перебиваются изо дня в день. В городских доходах в самых маленьких городах недочет доходит до нескольких тысяч, от многолетних недоимок на мещан. Мещане, даже торгующие на столиках и в балаганах, иногда не имеют, чем заплатить в думу или ратушу за балаганы и столики. Снимающие сенокосные и рыболовные участки в дачах города редко выплачивают деньги без принятия особенных мер» [8, С. 174].
Публицист вспоминает как городничий в Сибири рассказывал ему о том, что в его профессиональной деятельности мещане были «божеским наказанием». Городничий жаловался: «Каждую почту получаешь пук указов и предписаний самых строгих о взыскании с мещан разного рода недоимок. А что я с них взыщу? Народ нищий, народ ленивый до бесконечности. В чем мещанин стоит перед нами, то у него только и есть, он весь тут. Разве переломить ему два ребра, так он добудет где-нибудь пятиалтынный. А чтобы взыскать другой пятиалтынный, надобно опять за ту же гимнастику приниматься. Ведь это хоть кому надоест» [8, С. 174]. Случаи невыплаты мещанами податей, действительно, были широко распространены в Томской губернии. Например, в 1859 году Томская городская дума предписала «городским и земским полициям сделать по ведомости своей розыски семейства мещанина Василия Петровича Ельцова, жены его Надежды, сыновей: Андрея, Федора, Ивана, Николая и дочерей Ульяны и Екатерины, и если где окажутся, то взыскать с него казенные недоимку, в количестве 77 рублей 50 копеек серебром, и вместе с тем выслать его в место жительства» [9, С. 137]. В 1822г. на Колывано-Воскресенском мещанине Степанове «состояла недоимка в 610 рублей 94 копейки» [10, Л. 43]. В 1843 г. с Колывановоскресенских мещан и цеховых было собрано 2539 рублей 44 коп., а с мещан, «живущих в крестьянских селениях 17764 руб. 54 коп.» [11, Л. 558].
Таким образом, высказывания современников подтверждают мнение о значительном имущественном расслоении мещанства Томской губернии. Несомненно, то, что в среде данной прослойки существовала огромная имущественная дистанция между немногочисленной зажиточной частью горожан и большинством рядовых обывателей, для которых трудовая деятельность была средством выживания, а не накопления капитала.
Некоторая часть мещан Томской губернии в прямом смысле нищенствовала, пополняя ряды беднейшего городского населения. Так, по материалам городской обывательской книги Томска в 1800 г. 1,2% мещан занимались тем, что просили милостыню. В основном это были мещанские вдовы, а также малые или одинокие семьи пожилых мещан, которые проживали без внуков и детей, поэтому понятно почему «прошение милостыни» могло быть их основным занятием. Например, «подаянием милостыни» промышляли томский мещанин Батурин Арефей Семенович 80 лет с супругой крестьянского происхождения 74 лет, томская мещанка Мужелтина Наталья 70 лет, мещанская вдова Трапезникова Ирина 76 лет и т.д. [4, Л. 290-482]. Очень часто таких мещан помещали в дома «общественного призрения» или «богадельни», то есть места проживания старых, больных и немощных людей. Причем, содержание этих заведений ложилось на плечи городского мещанского общества.
Мещане несли все тяготы податного сословия. В кассу мещанского общества постоянно прибывали доходы от уплаты различных земских повинностей. Так, в 1789 г. в расходной ведомости мещанского старосты г. Томска деньги тратились на покупку различных товаров («свеч», «сургута», «бумаги», «дров в магистрат и словесный суд» и т.д. С мещан собирали также «рекрутские сборы». Например, в 1789 г. мещанский староста Осип Плотников собрал с «посадских… на укомплектование рекрут платьем, обувью и протчим 396 рублей 67 копеек» [12, Л. 7]. В 1812 г. по Указу Александра I в Томской губернии мещане вместо «отдачи рекрут» собирали деньги. За каждого возможного рекрута они должны были заплатить 2000 рублей [13, Л. 2]. На мещанском собрании в тот год было решено собрать со всех по 20 копеек, с учетом того, что с 500 душ в рекруты «убывали» 5 человек [13, Л. 18, 31]. Кроме того, мещане обязаны были платить не только за себя, но и за так называемые «убылые души» [13, Л. 7]. Например, в Томске в 1800 г. «сборщик денег Егоров» в своем рапорте просил решить вопрос о денежных взносах «из-за отлучившихся в морской вояж мещан» [14, Л. 1]. Таким образом, система круговой поруки в уплате податей увеличивала сборы с тяглой души, а, значит, доход мещан постоянно страдал от уплаты в городскую казну разного рода податей. В таких условиях, вероятно, нелегко было увеличивать свой капитал.
В окружных городах мещане жили также небогато. В.В. Берви-Флеровский в своем произведении повествует об обывателях Кузнецка в дореформенный период так: «жители города, если отделить купцов и чиновников, по благосостоянию своему, не отличаются от общего положения деревни… Даже костюм мещанина и мещанки, в большей части случаев, не отличается от крестьянского» [15, С. 69, 91].
Надо заметить, что имущественный контраст между мещанами в Центральной России был не менее заметен. Например, в Ярославской губернии в первой половине XIX в. можно было встретить мещанина («здешнего приказчика»), выглядевшего так: «одетый как барин, волосы его припомажены и расчесаны с удивительным искусством… Пальцем самой нежной белизны он небрежно играет золотой цепочкой своих часов». Наблюдая подобные явления, «невольно подумаешь, что в мещанском быту много скрывается богатства и благосостояния…, но это одна сторона медали» [15, С. 434-436]. У остальных мещан жизнь далеко не безоблачная: «в… черной, сырой заплесневелой дыре жило… целое семейство; мало этого, его из этой дыры выгоняли, потому что оно не могло платить за квартиру» и это, несмотря на то, что «отец семейства был искусным сапожником» [15, С. 437]. Арсеньев К.И., путешествуя по России, также рассказывал о существующем имущественном, а фактически часто и правовом неравенстве в мещанском населении. Так, по его словам, в городе Новохоперске мещанство «составляют два враждебных лагеря – старожилы и новожилы», «при равенстве обязанностей одни старожилы… исключительно владеют всею… землей, пастбищами, покосными, лесными, рыбными и прочими угодьями». Между ними «происходят раздоры и несогласие, и нередко разгораются тяжбы» [16, С. 485-486].
Таким образом, в среде мещан были группы, сильно отличавшиеся по своему имущественному положению. С одной стороны, большинство представителей мещанства перебивалось изо дня в день, «занимаясь кое-чем, лишь бы прожить кое-как» [16, С. 68]. С другой стороны, более состоятельные мещане вносили пожертвования в пользу бедных, «на содержание престарелых людей, дряхлых и неимущих сограждан к чему… всякого христианина побуждает и воодушевляет. Взносы, которые мещане платили старосте «уходили в расход на одежду и пропитание», находящимся в богадельне представителям их социальной прослойки. Мещанский староста обычно собирал на эти цели с души по 5-10 рублей [16, Л. 5]. В 1858 г. в Кузнецке мещане пожертвовали «много денег и вещей» местным приходам [17, С. 280-282]. В 1859 г. Томский мещанин Яков Петров пожертвовал 3 рубля серебром пострадавшим от пожара крестьянам деревни Брешкиной [18, С. 273]. В 1822 г. «енисейский мещанин Перфильев пожертвовал 3000 рублей для Камчатского батальона…, по этому поводу его приставили к награде», в 1820 г. томский мещанин Протопопов Иван Михайлович за пожертвование был даже награжден «медалью на Александровской ленте» [19, С. 150].
Таким образом, имущественное положение мещанства Юго-Западной Сибири, оказалось неодинаковым, так как разные группы внутри данной прослойки сильно отличались. Причем, такая ситуация сложилась и в других губерниях Российской империи. С одной стороны, зажиточная часть мещан региона, накопившая достаточный капитал, должна была вступать в купеческие гильдии, с другой, в среде мещан были группы, находящиеся порой на грани выживания. Такая огромная диспропорция в имущественном состоянии может говорить о том, что мещанство в Томской губернии объединялось сугубо по формальным признакам (правовым, в первую очередь). Прежде всего, имущественное положение мещанства, зависело от его хозяйственной деятельности.