Загадка сознания всегда волновала умы философов. Она остается главным узлом проблемы «мозг и психика». Суть этой проблемы четко выражена И.П. Павловым: «каким образом материя мозга производит субъективное явление» (Павлов 1951, с. 247).
Сознание обладает специфическим и неотъемлемым качеством субъективной реальности (оно обозначается в философии также терминами «ментальное», «феноменальное», «интроспективное», «квалиа»). Это — уникальное Я каждого из нас, с его ощущениями, мыслями, чувствами, желаниями, волей.
Именно объяснение этого качества составляет центральный, наиболее трудный пункт проблемы «сознание и мозг», которая включает существенные философские предпосылки и аспекты, но остается научной по своему содержанию, методам исследования и их результатам. Идеалистические и дуалистические концепции сознания вступают в противоречие с результатами этих исследований, подвергаются основательной критике со стороны материалистически ориентированных ученых и философов. В большой моде у нас всевозможные мистические и лженаучные трактовки сознания. К сожалению, они находят поддержку у представителей так называемой интеллектуальной элиты, что требует решительного противодействия.
Сейчас востребованы такие философские подходы к проблеме «сознание и мозг», которые не ограничиваются метафизическими рассуждениями, а нацелены на решение основных теоретических и методологических вопросов этой проблемы, тесно связаны с развитием научного знания.
Проблема «сознание и мозг» (mind-brain problem) вот уже более полувека находится в центре внимания западной аналитической философии, использование опыта которой в этой области весьма важно. Однако, обозревая и критически осмысливая обширную литературу за последние два десятилетия, в ней трудно обнаружить какие-либо значительные теоретические новации. В современной аналитической философии по-прежнему преобладает редукционистский тип объяснения явлений сознания в двух его основных вариантах: физикалистском (когда явления сознания отождествляются с физическими процессами) и функционалистском (когда они отождествляются с функциональными отношениями, лишаясь своей специфики). Сравнительно немногочисленные противники редукционизма (Т. Нагель, Дж. Сёрл, Д. Чалмерс и др.), высказывая убедительные критические соображения, не дают основательного концептуального объяснения субъективной реальности.
Проблема «сознание и мозг» требует теоретически обоснованного ответа на два главных вопроса:
- Если явлениям субъективной реальности нельзя приписывать физические свойства (массу, энергию, пространственные отношения), то, как объяснить их связь с мозговыми процессами?
- Если они не обладают физическими свойствами, то, как объяснить их причинное действие на телесные процессы, которое очевидно?
Есть еще и третий вопрос: о совместимости свободы воли и детерминизма мозговых процессов. Его решение зависит от первых двух.
Ответы на эти вопросы могут быть получены с позиций информационного подхода. Он основывается на двух принципах, не встречающих эмпирических опровержений:
- Информация необходимо воплощена в своем физическом, материальном носителе, не существует вне и помимо него;
- Информация инвариантна по отношению к физическим свойствам своего носителя, т.е. одна и та же информация может иметь разные по своим физическим свойствам носители, кодироваться по-разному.
Суть информационного подхода состоит в следующем.
Явление субъективной реальности рассматриваются в качестве информации (поскольку она допускает ценностно-смысловое, интенциональное описание). Например, я вижу дерево. Переживаемый мной образ дерева есть информация об этом предмете (обозначим ее А). Носителем информации А, согласно данным нейронауки, является определенная мозговая нейродинамическая система (обозначим ее Х). При этом, конечно, Х не является копией дерева. Это — кодовая структура (подобно тому, как слово «дерево» не является копией дерева, но способно давать представление об этом предмете). Однако я переживаю Х субъективно в виде образа (особый вопрос, требующий объяснения!). Информация А дана мне в «чистом» виде, в том смысле, что я совершенно не чувствую ее «отягощенности» своим носителем, ее связи с Х (и вообще того, что происходит в моем мозгу). Я могу легко оперировать А, но не чувствую, что тем самым оперирую Х. Об этом будет речь ниже.
Таким образом, явление субъективной реальности необходимо связано с мозговым процессом как информация со своим носителем. Это особый тип связи, требующий теоретического анализа. Кратко: связь между А и Х носит функциональный характер; представляет собой кодовую зависимость, сложившуюся в филогенезе и онтогенезе; А и Х — явления одновременные и однопричинные; они находятся в отношении взаимооднозначного соответствия; Х есть кодовое воплощение А или, короче, код А.
Единый информационный процесс имеет два аспекта: ценностно-смысловой и физический. Основательное исследование связи А — Х, структурной и функциональной организации систем типа Х, означает расшифровку мозгового кода данного психического явления, т.е. выяснение содержащейся в этом коде информации.
Но что означает «расшифровка кода» (декодирование), если информация всегда существует только в кодовой форме и от нее невозможно избавиться?
Она может означать лишь одно: преобразование «непонятного» кода в «понятный». Для каждой самоорганизующейся системы существует два типа кодов. Назовем их «естественными» и «чуждыми». Первые сразу «понятны» системе, «прозрачны» для нее, т.е. несут «открытую» для нее информацию, «готовую» для управления (например, слово «дерево» для знающего русский язык, в отличие от тех, кто его не знает).
Расшифровка кода (декодирование) требуется, когда система имеет дело с «чуждым» кодом. Но это означает лишь его преобразование, перекодирование в «естественный» код. После того, как найден и закреплен способ такого преобразования, «чуждый» код становится для самоорганизующейся системы «естественным», т.е. новым элементом ее функциональной организации.
В живой системе существуют фундаментальные коды, например, код ДНК, с которыми в процессе развития самоорганизации согласуются другие кодовые новообразования.
Мозговой код типа Х, который мы стремимся расшифровать, является для меня внутренним «естественным» кодом. Воплощенная в нем информация дана мне непосредственно, в «чистом» виде, т.е. в виде моих ощущений, образов, мыслей и т.п., Для другого же (скажем, исследователя мозга) Х является внешним «чуждым» кодом.
Чтобы получить информацию А, ему надо преобразовать Х в какой-либо «естественный» для него код (изображение предмета, словесное описание и т.д.), в конечном итоге — в свой внутренний естественный мозговой код типа Х. Это и происходит (в случае моей откровенности!) при обычных способах коммуникации (посредством речи и т.п.).
Отметим в этой связи идею аутоцереброскопа, согласно которой я сам могу наблюдать и исследовать связь своих собственных психических и мозговых процессов. В современных условиях она может иметь определенную экспериментальную перспективу. Но и в этом случае, несмотря на переживание мной А в «чистом» виде, я должен буду сделать то же, что и внешний наблюдатель, т.е. получить А (его «содержание») независимым способом.
Задача расшифровки мозговых кодов поставлена в науке вслед за расшифровкой генетического кода. Она состоит в том, чтобы путем анализа отводимых от мозга сигналов определить переживаемые человеком субъективные состояния. Эта задача во многом отличается от классических задач естествознания, так как включает коммуникативный и герменевтический аспекты (которые требуют опоры на категорию понимания). Здесь важно использовать опыт лингвистики и криптологии.
Как известно, Шампольон расшифровал древнеегипетскую иероглифику, имея Розетский камень, ставший символом ключа к расшифровке кода. Наш выдающийся соотечественник Юрий Кнорозов расшифровал язык майя, не имея Розетского камня. Такого «камня» нет и для расшифровки мозговых кодов. Но всегда может быть найдена некоторая метаинформация, которая таит в себе первичный ключ к расшифровке языков мозга.
В этой области требуется разработка специальных методологических подходов и теоретических вопросов, от которых зависят новые идеи и новые прорывы в расшифровке мозговых кодов. Один из насущных вопросов состоит в разработке феноменологии и систематики явлений субъективной реальности, форм их дискретизации и структурно-динамической упорядоченности, способов корректного расчленения континуума субъективной реальности по временному и «содержательному» параметрам (учитывая вместе с тем связь выделяемых фрагментов с диспозициональным и арефлексивным уровнями психических процессов). В этом состоит необходимое условие достаточно четкого выделения объекта расшифровки кода и построения его первичной модели (по крайней мере, некоторые свойства и характеристики явлений типа А могут служить в качестве первичной модели для описания и анализа кодовых структур типа Х; см. подробнее: (Дубровский 1971, с. 267-315).
«Раскрытие нервного кода — один из главных вызовов нейронауке, а если перефразировать Фрейда, то это царская дорога к пониманию сознания» (Стикс, 2009, с. 37; см. также: Николелис и Рибейро, 2007).
Перейдем к ответу на второй главный вопрос.
Явления субъективной реальности способны служить причиной телесных изменений в качестве информационной причины.
Отличие информационной причины от физической причины определяется принципом инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя. Здесь причинный эффект вызывается именно информацией на основе сложившейся кодовой зависимости, а не самими по себе физическими свойствами носителя этой информации, которые могут быть разными. Наглядно это выступает в формировании условных рефлексов и особенно ярко — в языковой коммуникации.
Важно подчеркнуть, что понятие информационной причинности не противоречит понятию физической причинности; оно расширяет теоретические средства объяснения, когда предметом исследования служат самоорганизующиеся системы (биологические, технические, социальные). Психическая причинность есть вид информационной причинности.
Здесь мы подходим к вопросу о совместимости свободы воли с детерминизмом мозговых процессов. В рамках доклада нет возможности анализировать проблему свободы воли. Поэтому остается сказать: тот, кто отрицает свободу воли, перечеркивает себя как личность, снимает с себя всякую ответственность, в том числе и за свое утверждение, что нет свободы воли.
Конечно, утверждение о существовании свободы воли надо брать в частном виде. Но этого вполне достаточно для ее признания. Каждый из нас уверен, что может по своему желанию, по своей воле совершать выбор действия, произвольно оперировать теми или иными представлениями, мыслями и т.д., хотя в составе субъективной реальности есть и такие классы явлений, которые недоступны произвольному управлению или поддаются ему с большим трудом (боль, эмоции и др.). Тем не менее, наше Я может управлять собой в весьма широком диапазоне.
Но что такое наше Я с позиций нейронауки?
Согласно современным исследованиям (А. Дамасио, Дж. Эделмен, Б. Либет и др.), наше Я представлено в мозге особой структурно-функциональной подсистемой, которую называют Эго-системой головного мозга. Она образует высший, личностный уровень мозговой самоорганизации и управления, включающий сознательно-бессознательный контур психических процессов (см. анализ этого вопроса: Матюшкин, 2007). Именно на этом уровне совершаются те кодовые преобразования, которые представляют нашему Я информацию в «чистом» виде (т.е. в качестве субъективной реальности) и обеспечивают активность Я в форме произвольных действий.
Отсюда следует важный вывод. Если я могу по своей воле оперировать своими мыслями, переходить от одной мысли к другой, то это означает, что я могу по своей воле оперировать, их нейродинамическими носителями, т.е. могу управлять некоторым классом своих мозговых нейродинамических систем. Каждый, совершенно не замечая, все время делает это (и часто — не лучшим образом).
Если способность управлять своими представлениями и мыслями есть способность управлять их мозговыми носителями, то это означает:
- Способность управлять энергетическим обеспечением этих операций, в том числе соответствующими биохимическими процессами;
- Способность изменять программы действий, следовательно, изменять их кодовые нейродинамические структуры;
- Способность расширять контуры психической регуляции (включая создание доступов к вегетативным функциям, как это умеют делать йоги, когда они, к примеру, произвольно изменяют свой сердечный ритм).
Такой подход позволяет глубже исследовать феномены «напряжения мысли», «напряжения воли», способы интенсификации творческого процесса, создания новых ресурсов психической саморегуляции, причем не только функциональной, но и нравственной.
Другими словами, мы способны расширять диапазон возможностей управления собственной мозговой нейродинамикой (со всеми вытекающими из этого желательными для нас следствиями).
Но способность управлять собственной мозговой нейродинамикой означает, что Эго-система головного мозга является самоорганизующейся системой. Следовательно, акт свободы воли (как в плане производимого выбора, так и в плане генерации внутреннего усилия для достижения цели) есть акт самодетерминации. Это показывает, что понятие детерминации должно браться не только в смысле внешней, но и в смысле внутренней детерминации, задаваемой программами мозга. Тем самым устраняется тезис о несовместимости понятий свободы воли и детерминизма мозговых процессов.
Эти вопросы имеют принципиальное значение для расшифровки мозговых кодов, поскольку последние представляют собой именно самоорганизующиеся системы (функциональные элементы Эго-системы мозга).
Исследования по расшифровке мозговых кодов интенсивно ведутся в десятках крупнейших научных центрах за рубежом. В нейронауке оформляется новое направление, которое можно назвать нейрокриптологией. Эти исследования условно подразделяются на две группы. Одну из них называют «чтением мыслей», вторую — «управлением силой мысли» (когда, например, парализованный человек, с вживленным чипом, представляя движение своей руки, управляет курсором компьютера).
Приведу несколько впечатляющих результатов.
Еще четыре года назад были созданы технологии нового детектора лжи, с помощью которого факт обмана регистрировался почти в 100% случаев. Более того, детектор различал такие типы лжи, как «ложь о себе», «ложь о других». «ложь о настоящем» и «ложь о будущем», т.е., о намерениях человека (эти достижения подробно обсуждались на симпозиуме «Детекция лжи в ХХ1 веке», проведенном в рамках последнего Всемирного конгресса по психофизиологии в Стамбуле).
Выдающегося результата добились совсем недавно два американских нейрохирурга Дж. Гэлэнт и Ш. Нишимото (Университет Беркли — Калифорния). С помощью новейшего магнитного резонатора они смогли расшифровать нейродинамический код сложных субъективных состояний, получить на мониторе компьютера «движущуюся картинку» тех объектов, которые мысленно представляли себе участники экспериментов.
Подобные исследования развиваются исключительно быстрыми темпами. Создаются все более эффективные интерфейсы «мозг-компьютер». На подходе наноинтерфейсы. Идет мощное встречное движение со стороны компьютерного моделирования деятельности мозга и разработок искусственного интеллекта.
На конференции Supercomputing 2009 (18 ноября 2009, Портленд, США) компания IBM сообщила, что впервые на одном из самых мощных суперкомпьютеров ею проведено моделирование коры головного мозга кошки. Данная модель содержит 1 миллиард нейронов и 10 триллионов отдельных синапсов. Она воспроизводит информационные процессы, представляющие ощущения, действия и когнитивные операции животного.
Как было заявлено на той же конференции, сопоставимый с мощностью человеческого мозга компьютер кампания IBM планирует разработать к 2019 году. К тому же времени корпорация INTEL обещает создать так называемый «телепатический интерфейс» — устройство, с помощью которого человек сможет управлять различными механизмами и компьютерной техникой при помощи мысли.
Важно иметь в виду, что помимо открытых, проводятся и закрытые исследования в военных целях (заказчиком которых является, в частности, подразделение Пентагона DARPA). Несомненно, что эти направления исследований имеют стратегическое значение.
Отечественные ученые, безусловно, внесли очень большой вклад в разработку проблемы «психика и мозг». Однако в указанной выше области наше отставание весьма значительно. И это, несмотря на то, что у нас еще в 70-х годах плодотворно велись исследования по расшифровке мозговых кодов академиком Н.П. Бехтеревой и ее замечательным коллективом, куда входили П.В. Бундзен, В.М. Смирнов, Ю.Л. Гоголицын, С.В. Медведев и др. Эти работы во многом сохраняют свое значение и сегодня (Бехтерева, 1971; Бехтерева и др.,1975; Бехтерева и др., 1977. Более того, в то время разрабатывались и философско-методологические вопросы проблемы расшифровки мозговых кодов (Дубровский, 1971; Дубровский, 1975; Бундзен, 1978).
Надо вспомнить и о том, что эти исследования были если не прерваны, то во всяком случае сильно заторможены разгромной статьей в органе ЦК КПСС журнале «Коммунист». В ней обсуждение проблематики расшифровки мозговых кодов было названо, цитирую, «софистическими рассуждениями», которые имеют «отнюдь не естественнонаучный, но общественно-политический аспект, через расшифровку нейродинамического кода предлагается проникать в душевный мир человека… тут претензии на рекомендации с совершенно чуждых нам научных и идеологических позиций». «Тут налицо открытая ревизия марксистко-ленинского понимания природы сознания» (Дубинин, 1980, с. 72-73). Кто постарше, хорошо понимает, что это тогда означало.
Исследования по расшифровке мозговых кодов психических явлений носят комплексный, междисциплинарный характер, требуют согласованной работы представителей многих дисциплин, оперирующих разными и зачастую далекими друг от друга понятиями, методами, теоретическими инструментами (они охватывают очень широкий диапазон — от математики, дисциплин биофизического и биохимического профиля, всего комплекса наук о строении и функциях мозга до компьютерных наук, психологии, лингвистики). Эту многомерную структуру участия различных научных дисциплин в решении задач расшифровки мозговых кодов трудно упорядочить и привести к некоторому общему знаменателю. Тем не менее, их реальный процесс взаимодействия, как важнейший фактор развития нейронауки, требует специального теоретического анализа, который призван служить построению своего рода концептуальных мостов между разными дисциплинами и тем самым успешной разработке проблем междисциплинарности. К этому следует добавить, что огромный объем экспериментальных исследований в рассматриваемой области продолжает быстро возрастать, создавая серьезные трудности для их оптимизации и теоретического осмысления.
Назрела острая потребность в систематизированном сопоставлении и анализе полученных результатов, выяснении узких мест, перспективности предлагаемых гипотез, степени их подтверждения наличным экспериментальным материалом, разрешающей способности используемых методов. Необходимо систематичное осмысление основных теоретических вопросов в данной области исследований, прежде всего вопросов междисциплинарного плана, привлечения для этой цели инструментария методологии науки (накопившей большой опыт в анализе такого рода задач).
Специальная теоретическая работа в обозначенной области исследований способна служить повышению их эффективности. Она призвана четко определять узловые задачи, стимулировать прорывные направления исследований. В области нейронаук назревает то, что давно сложилось в физике — разделение труда между экспериментаторами и теоретиками, т.е. потребность в специализированной теоретической деятельности. Об этом говорят крупные ученые, подчеркивая острый дефицит упорядочения и осмысления колоссального фактического материала современной нейронауки. Дж. Хокингс, например, считает, что сейчас мы уже не можем обойтись без «теоретической нейробиологии», и надо приложить все усилия, чтобы она была создана (Хокинс, Блейксли, 2007, с. 11). В последнее время этим вопросам особое внимание уделяют наши ведущие специалисты в области нейронауки (А.М. Иваницкий, В.Я. Сергин, К.В. Анохин, Ю.И. Александров, Т.В. Черниговская, А.Я. Каплан, С.В. Медведев, М.А. Островский, и др.).
Обозревая зарубежные исследования по проблематике мозговых кодов за последние три-четыре года, мы видим, что новации разного рода и уровня сыплются там как из рога изобилия. Ясно, что это связано с высокой технической и финансовой оснащенностью многочисленных научных центров, ведущих такие исследования. Ясно и то, что нам бессмысленно «догонять» их по уже проложенным направлениям. Проблемное поле современной нейронауки многомерно и динамично, в нем постоянно назревают новые возможности стратегического прорыва. Именно они создают для нас шанс выхода на передовые рубежи. Но для этого нужно с максимальным реализмом и полнотой отслеживать и оценивать то, что происходит в западной нейронауке. К сожалению, у нас этим никто серьезно не занимается (я имею в виду какую-либо специальную структуру, имеющую такую цель и соответствующие средства). Это делается «на глазок» отдельными лицами, без основательного анализа и теоретического осмысления всей панорамы исследований и новаций.
Наука о мозге и ее результаты приобрели стратегическое значение, подтверждением чего служит и нынешнее Общее собрание Российской академии наук. Проблематика расшифровки мозговых кодов, ее экспериментальные программы включают практически все уровни исследования мозга. Она, без преувеличения, образует передний край нейронауки. Учитывая это, важно создать в рамках Академии наук хотя бы небольшой теоретический центр с задачами:
- Систематически и оперативно отслеживать все новации и подвижки в расшифровке мозговых кодов и в смежных областях исследования;
- Классифицировать и подвергать их тщательному анализу;
- Зондировать назревающие прорывные направления;
- Теоретически осмысливать общую ситуацию с целью выработки стратегических ориентиров и концентрации усилий на главных новых направлениях.
Если мозговые коды психических явлений будут в существенной степени расшифрованы, то это способно нарушить фундаментальные структуры социальной самоорганизации. Личность, являясь элементом социальной системы, относительно автономна. Она открывает, закрывает, приоткрывает свой субъективный мир, говорит правду и дезинформирует по своей воле и весьма избирательно.
Если будут созданы технологии «раскрытия» субъективного мира личности, то к чему это может привести? В чьих руках они окажутся? Кто, кого и зачем будет «открывать», оставаясь «закрытым»?
Эти вопросы уже сейчас актуальны, ибо указывают на глобальные угрозы и риски. Мы должны заранее готовиться, чтобы противостоять им. В этом отношении роль гуманитарных дисциплин становится решающей, ибо без основательной социальной и этической экспертизы, без ее действенных санкционирующих механизмов, нам грозит глобальная катастрофа. Поэтому сейчас первостепенное значение приобретает разработка и наведение концептуально-смысловых «мостов» между физическими, биологическими, техническими и социо-гуманитарными дисциплинами. Самым главным для нашего времени остается экзистенциальный вопрос: о смысле существования и деятельности человека и человечества, о подлинных смыслах и ценностях, способных противостоять нарастающему абсурду. Этим также определяется жизненно значимый философский аспект проблемы «сознание и мозг».
В заключение следует сказать, что каждый действительно крупный ученый, занимаясь вопросами теории в своей области исследований мозга, непременно выходит на метатеоретический уровень нейронауки. И здесь его ждет встреча с философом, которая может быть плодотворной для обеих сторон, если ученый отдает себе отчет, что всегда стоит на краю бездны незнания, а философ оказывается достаточно компетентным в соответствующей области нейронауки и высоко ценит труд ученого.