Проблема «сознание и мозг» носит междисциплинарный характер. Она включает существенные философские и методологические вопросы, хотя по своему основному содержанию остается научной проблемой, разработка которой опирается на результаты нейрофизиологии, психофизиологии, психофармакологии, психиатрии и ряда других естественнонаучных и медицинских дисциплин. В последние десятилетия ее важнейшие аспекты все чаще связываются с проблематикой искусственного интеллекта, с более основательным пониманием информационных процессов в биологических и социальных самоорганизующихся системах.
В ряде отношений следует различать проблему «сознание и мозг» и проблему «психика и мозг». Это вызвано тем, что: 1) понятие о психике приложимо не только к человеку, но и к животным (последним, однако, вряд листоит приписывать сознание в точном смысле слова, несмотря на весьмасложную и во многом близкую к нашей психическую организацию высшихживотных; во всяком случае, здесь остаются вопросы, требующие дальнейшего обсуждения); 2) если мы ограничиваемся человеком, то и в этом случаепонятия сознания и психики не тождественны; последнее включает сознание,но помимо него охватывает ряд феноменов, которые не сводимы к сознанию,хотя и связаны с ним (например, бессознательное, арефлексивное, хранящееся в памяти, поведенческий акт и др.), а также включает такие психическиехарактеристики, которые, будучи диспозициональными, не имеют прямойлогической связи с понятием сознания (темперамент, характер и др.); здесьтоже остаются вопросы, нуждающиеся в теоретическом анализе и решении.Но вряд ли кто-либо станет возражать, что обе эти проблемы теснейшим образом взаимосвязаны, взаимообусловлены, что тут при более широком подходе — фактически единая проблема, центральным пунктом которой являетсяфеномен сознания как продукт биологической эволюции и антропогенеза.
Но если мы все же ограничиваемся проблемой «сознание и мозг»,то перед нами должны стоять сначала вопросы, касающиеся истолкования самого феномена сознания. Для ее разработки нужно прежде всегодостаточно ясное описание того, что именуется сознанием. Иначе будетнепонятно, что же именно мы соотносим с мозгом. И это описание недолжно игнорировать наши типичные определения сознания для самихсебя, производимые на естественном языке.
Дальнейшие же шаги связаны с главной трудностью. Она состоитв том, что научное описание сознания, каким оно является для каждого из нас, т.е. в качестве субъективной реальности, возможно лишьна языке, базовыми категориями которого выступает «интенциональность», «смысл», «ценность», «цель», «желание», «воля» и др. Этикатегории логически независимы от категориальной структуры естественнонаучного языка («масса», «энергия», «физическое свойство», «пространственное отношение» и др.), на котором описываются физиологические процессы головного мозга. Как теоретическикорректно связать эти разнородные типы описания, чтобы продвинутьсяв разработке проблемы «сознание и мозг»?
Такого рода трудность, кажущаяся многим непреодолимой, именуется представителями аналитической философии «провалом в объяснении». Многие из них, начиная с середины прошлого века, считали,что единственный способ решения этой трудной проблемы состоитв редукции сознания к физическим процессам или к некоторым физически обусловленным функциональным отношениям, т.е. в духе типичныхдля классического естествознания принципов объяснения наблюдаемыхили гипотетически полагаемых явлений.
Однако уже сейчас для большинства исследователей становится яснойнеудовлетворительность редукционистских объяснений сознания. Дело втом, что все известные нам концепции такого рода (нередко весьма изобретательные в своих теоретических построениях) уже в исходных пунктах оставляют за скобками самое трудное для объяснения специфическое качес
тво сознания — быть субъективной реальностью. Фабрикуется некоторыйпрепарат, называемый «сознанием», который очищен от реальных и весьмасущественных свойств сознания самого автора такого препарата (от того,благодаря чему он признает у самого себя способность иметь сознание и вдругих случаях хорошо описывает его обычными словами). Создается парадоксальная ситуация — когда то, что принимается автором в общем виде (относительно сознания), не прилагается к себе самому. Такого рода концепциисознания, устраняющие его главное специфическое свойство, особенно те,которыесводятегок«когнитивномусодержанию»,остаютсявесьмараспространенными. Это поддерживается правдоподобными клише, которые освящены авторитетами, массивным тиражированием, клановой солидарностьюи, конечно, взаимной амнистией по части допускаемой неопределенности илогической непоследовательности.
Разумеется, классические редукционистские препараты сознания, применяемые в психологии, социологии и других науках, пригодны для решения некоторого класса задач, широко используются в прикладных целях (например, бихевиоральные и когнитивистскиемодели психической деятельности). Однако дело в том, что авторыи сторонники такого образа мысли претендуют на теоретическое объяснение именно сознания. Среди них много философов, они стремятся непротиворечиво вписать сознание в научную картину мира, но при этом –подчеркну еще раз — с самого начала либо игнорируют специфическое качество сознания, либо пытаются его дискредитировать. Поскольку оно не поддается физическому описанию, ему сразу же отказывают в статусе реальности.
Возникает замкнутый круг, создаваемый парадигмой физикализма,господствовавшей в естествознании индустриального общества. Суть еев том, что единственной и всеобъемлющей реальностью признается физическая реальность и, соответственно, единственной фундаментальнойнаукой выступает физика. Тем самым физическая реальность отождествляется с объективной реальностью, а отсюда как раз и проистекают онтологические неувязки и методологические тупики парадигмы физикализма, в том числе и прежде всего в истолковании проблемы сознания.
В постиндустриальном, информационном обществе ситуация меняется. Оно существенно расширяет наш теоретический горизонт,выдвигает новые проблемы (гносеологического, онтологического, аксиологического и праксеологического плана, т.е. во всем диапазоне философского знания).
67Наиболее значимый сдвиг в интересующем нас отношении связан с формированием парадигмы функционализма, противостоящейпарадигме физикализма. Она похоронила надежды на унификациюи, так сказать, централизацию научного знания на базе физики, атем самым и на универсальность физикалистской редукции как способа основательного научного объяснения. Это обусловлено темфундаментальным обстоятельством, что функциональные описанияи объяснения логически независимы от физических и, следовательно, не могут быть редуцированы к ним. Парадигма функционализма тем самым существенно расширила и обогатила теоретическиевозможности научного описания и объяснения. Примером этого является обоснование понятия информационной причинности. В силупринципа инвариантности информации по отношению к физическимсвойствам ее носителя цель и результат управления в самоорганизующейся системе определяются именно информацией, а не физическими свойствами ее носителя самими по себе. Тем самым психическая причинность может вполне корректно рассматриваться как видинформационной причинности.
Создаваемый на основе парадигмы функционализма концептуальный аппарат открывает новые возможности в исследовании самоорганизующихся систем, информационных процессов, психикии сознания. При этом объяснения функционалистского типа, касающиеся феноменов сознания, вовсе не обязательно должны следовать установкам редукционизма. Я стремился показать это, развиваяна протяжении многих лет информационный подход к проблеме «сознание и мозг». Истолкование явления сознания в качестве информации позволяет логически корректно связать в единой концептуальной структуре интенционально смысловое описание с физическимописанием, т.е. содержание информации с ее кодовым воплощением,и таким образом преодолеть «провал в объяснении». У меня до сихпор вызывает удивление, что такой простой, казалось бы очевидныйпуть преодоления «провала» не получил широкой поддержки (и этов условиях отсутствия каких-либо существенных контраргументов).
Разработка проблемы «сознание и мозг» предполагает преждевсего ответ на вопрос о том, как связано явление субъективной реальности с мозговыми процессами. С позиций информационного подхода эта связь представляет собой кодовую зависимость. Всякое яв
ление субъективной реальности (в качестве информации) воплощенов определенной мозговой нейродинамической системе, закодированов ней. Поэтому оно способно (как информация) выполнять каузальнуюфункцию.
К этому часто добавляют еще один вопрос, который в формулировке известного философа Д. Чалмерса звучит так: «почему некоторые информационные процессы в головном мозгу не идутв темноте?», почему они сопровождаются явлениями субъективной реальности? Кратко на него можно ответить следующим образом: потому что возникновение субъективной реальности знаменует новый уровень организации информационных процессов,который обеспечивает производство информации об информации, создает качество виртуальности, способность пробных виртуальных действий, проектирования реальности и поведения, что резко расширяетдиапазон возможностей освоения внешнего мира. Всякое явлениесубъективной реальности есть информация о чем-либо, данная живойсистеме как бы в «чистом» виде (в том смысле, что ее мозговой нейродинамический носитель никак не ощущается, не отображается). Нонам дана не только способность иметь информацию в «чистом» виде,но и способность оперировать ею и использовать ее для управления собой, другими людьми, внешними объектами. Таковы кардинальные факты нашей сознательной деятельности. Однако ее кодовая организацияскрыта от нас, что и составляет суть проблемы.
Поэтому фундаментальная задача состоит в расшифровке мозговых нейродинамических кодов явлений субъективной реальности,в понимании «устройства» той исключительно сложной нейродинамической организации, которая способна производить информацию об информации, представлять самоорганизующейся системе информацию в«чистом» виде.
Задача такого рода настоятельно требует методологического осмысления специальных исследовательских процедур, связанныхс расшифровкой кодов, независимо от того, в какой области знанияи практической деятельности она возникает. Теоретические вопросы расшифровки кодов приобрели сейчас высокую актуальность, нопока еще крайне слабо освещаются в нашей философской литературе. Задача расшифровки кода не только занимает центральное местов современной генетике и в исследованиях психических явлений
89(взятых в их отношении к мозговым процессам), но имеет общенаучное значение. Расшифровка кода в широком смысле, как постижениеинформации, воплощенной в некоторой предметности или физическом процессе, представляет собой задачу герменевтического типа,решение которой означает акт понимания. Это — важнейший аспектвсякой человеческой деятельности и всякой коммуникации. Проблематика расшифровки кодов исключительно важна для гуманитарныхи социальных наук, в особенности же для тех дисциплин, которые имеютсвоим предметом коммуникативные процессы. Она имеет прямое отношение к теоретическим и практическим вопросам развития искусственного интеллекта.
Тема искусственного интеллекта обсуждается чаще всего в двух основных планах — естественнонаучном, техническом и социально-философском. Она имеет широкий междисциплинарный характер. Успехифизики, химии, биологии, компьютерных и когнитивных наук ведут кбурному развитию информационных технологий, а последние невиданно быстрыми темпами преобразуют социальную жизнь, соответственноментальность массовых субъектов. Эти масштабные изменения способствуют, если так можно выразиться, прояснению «природы человека» иее взаимосвязи с инвариантными для разных эпох социальными процессами, заставляя задуматься о степени «прочности» этой «природы» имере допустимых ее изменений, о судьбах земной цивилизации.
Идеи функционализма занимают центральное место не тольков компьютерных и когнитивных науках, они широко распространеныво всей системе культуры. Нужно, однако, отметить, что функционалистский менталитет, ставший в условиях информационного обществахарактерным и для массового сознания, вместе с тем способствовал вопределенной степени усилению плюрализма и релятивизма, тех негативных тенденций, которые слишком громко именуют «кризисом рационализма». На самом деле правильнее говорить о новых гносеологическихпроблемах, остро выдвигаемых развитием информационного общества ине находящих пока должного решения.
Эти негативные тенденции подпитываются быстрым нарастаниемасимметрии в познавательной и практической деятельности (колоссальным преобладанием активности, направленной во внешний мир посравнению с активностью самопознания и самопреобразования). Классическая гносеология имела своей главной целью познание внешнего
объекта, оставляя в тени познание субъективной реальности, из-за чегоее модели рационализма оказывались со временем все более уязвимыми. Разработка гносеологии субъективной реальности — непременноеусловие более основательного осмысления феномена сознания, а темсамым и всего спектра явлений социума и культуры.
Информационное общество создает новый тип массовой культуры,новую духовную атмосферу, включающую такие негативные тенденции,как «безразмерная», безответственная интеллектуальная свобода,крайний прагматизм, всевозможные иррационалистические тенденции. Все это порождает важные философские задачи, среди которыхна первом плане — защита, обоснование, развитие в новых условияхрационализма как основания культуры и средства противодействиянигилизму, распаду и абсурду, деградации человеческого духа. Такимобразом, проблематика искусственного интеллекта соединяет разнонаправленные исследования сознания, мозга и культуры.
Я попытался кратко очертить тот круг вопросов, который обсуждается в книге. Составляющие ее статьи разбиты (в некоторой степениусловно) на три раздела. В первом из них внимание сконцентрированона сознании, взятом в качестве субъективной реальности. Во второмрассматриваются основные аспекты соотношения субъективной реальности с деятельностью мозга. В третьем — вопросы, касающиесяискусственного интеллекта, информационного общества и вызываемыхим изменений в познавательной деятельности, в состояниях массовогосознания и в биосоциальной природе человека.
В ряде статей позитивное изложение сочетается с подробным критическим анализом концепций таких ведущих представителей аналитическойфилософии, как Т. Нагель, Д. Деннет, Дж. Серл, Д. Чалмерс. Это позволяет более выпукло представить собственную позицию. Лично мне всегданедоставало серьезных оппонентов, что негативно сказывалось на развитиимоей концепции. К сожалению, у нас пока не сложилось философское сообщество, нацеленное на разработку проблемы «сознание и мозг» (как этоимеет место в аналитической философии), и потому нет дискуссий, трудновстретить оперативную и вместе с тем квалифицированную критику.
Поскольку в большинстве статей излагаются те или иные аспекты моей концепции субъективной реальности и ее связи с деятельностью головного мозга, в них оказались неизбежными некоторые повторы, которые при подготовке книги к печати я не смог устранить, так как это нарушило бы логический строй и аргументацию в соответствующей статье. По той же причине во многих статьях повторяются ссылки на одни и те же мои публикации, что вызывает у меня чувство неловкости. Этого можно было избежать, если бы удалось вынести список используемой литературы в конец книги. Но редакторы убедили меня, что в сборнике статей сделать это технически сложно.
Я надеюсь не только на то, что читатели отнесутся снисходительно кэтим недостаткам, но и на то, что среди них будут те, кто даст себе трудвыступить серьезным оппонентом по существу моих работ.